И спустя примерно полминуты Георгий продолжил:

— Через неделю я потерял последнего. Старый слуга, который всюду носился за мной, сколько я себя помню. Он был мне и учителем, и нянькой, и строгим воспитателем. Самое смешное, что он был турок. Старик Батухан. Ворчливый, временами занудный, но по-настоящему верный. Он бросился на преследователей, чтобы я получил шанс сбежать. Хотя ни Дара, ни каких-то боевых умений у него не было. Только громкая турецкая речь и кривой кинжал, который мой отец подарил ему за долгую службу.

Георгий сделал быстрое, почти молниеносное движение. Будто смахнул что-то с лица. Я не успел заметить что именно.

Пусть будет ресница.

Хоть это и не так.

— Я сбежал тогда, — произнёс Георгий тише. — Тогда же смог скрыться в лесу, где бродил несколько дней, пока не свалился от разгоревшегося здесь жара, — он положил руку себе на грудь и сжал ткань своей одежды в кулаке. — Залез в какую-то пещеру и лежал там, думая что умираю.

Он засмеялся, приговаривая:

— Я и умирал. Прежний я. Не знаю, сколько именно времени я там провёл. В той пещере. Но когда боль, распирающая моё тело изнутри, исчезла, я родился заново. Без Дара своих предков. Но с кое-чем большим.

Он протянул руку вперёд, над его ладонью вспыхнул свет. Из центра ладони вылетел белый энергетический шарик, который стал медленно кружиться над его рукой. Затем вылетел ещё один — зелёный. Затем буро-красный; фиолетовый и пульсирующий; тёмно-синий с серебристыми прожилками; ещё два маленьких, быстро кружащихся вокруг невидимого центра между ними и, отдельно, вокруг самой руки; и, наконец, чёрный, по которому раз в несколько мгновений беззвучно пробегали красные молнии.

— Я получил возможность чувствовать силу, забирать её и даровать тем, кому пожелаю. Моей первой целью стали двое преследователей из отряда Караджичей. Они прочёсывали лес, надеясь найти мой труп и притащить своему господину. Эти двое не знали, что я чувствую, где они находятся и что умею быть тихим, — он широко оскалился. — Они были не готовы, что я нападу на них под самое утро. Когда один дежурит, а второй только отошёл ко сну. Знаешь, как чавкает голова, когда на неё обрушивается камень? Очень выразительно, — он хохотнул. — Из тел их обоих я извлёк Дар. Затем убивал всех, кто преследовал меня. Пара, за парой. Пока не собрал достаточно сил, чтобы уничтожить командира с остальными. Вот так я получил свою силу.

Затем Георгий посмотрел на меня и задал вопрос:

— А как у тебя было?

— Болезнь, — кратко сказал я.

— Всё? — он искренне поднял брови. — Наши с тобой силы не случайны. Как не случайно и то, что мы с тобой нашли друг друга и вообще, — он обвёл рукой пространство перед собой, — сам разговор этот не случаен. Предки свели нас. Но для чего? Явно же, для чего-то большего, чем моя месть или твоё желание поставить на трон Иллирии выгодного России правителя.

Я пожал плечами и ответил:

— У меня за спиной нет истории, непосредственно связанной с моими возможностями.

Он хмыкнул.

— Жаль. Если ты не врёшь. Если врёшь — то ещё больше жаль. Я бы послушал. Люблю истории. Но в любом случае, — энергетические сферы стали втягиваться обратно в его руку, — силы у нас имеют одну природу. Я абсолютно в этом уверен. Думаю, вместе мы сможем узнать больше. В каком-то роде мы с тобой братья, — он поднял на меня взгляд. Пронзительный. Но не агрессивный. Скорее — испытывающий. — Я знаю, что тебе тоже не повезло. История с гибелью твоих родителей полна странностей.

— Да, — согласился я. — Не буду спрашивать, зачем ты копался в моём прошлом.

— Ответ очевиден. Чтобы найти то, что могло привести к получению такой же силы, как у меня. Точнее… похожей.

Похожей?

Нет, едва ли. То, что я видел у Георгия, казалось очень мощной боевой силой. Тогда как у меня скорее социальная. Слабоприменимая в прямом бою.

Он будто прочёл мои мысли:

— Похожей по природе. Ты ведь тоже чувствуешь и видишь. Пусть и не то, что вижу и чувствую я. Мы с тобой братья, Виктор Добрынин. Связанные общим происхождением сил. Я чувствую в тебе то же, что и в себе. Нам предписано биться плечом к плечу. Пусть и на разных полях сражений. Думаю, на твой вопрос я ответил. На сегодня откровенностей достаточно, — Георгий хохотнул и двинулся ко входу в усадьбу.

— Стой, — сказал я и он встал, повернул голову вполоборота.

— М?

— Ты знаешь ещё кого-нибудь… «переболевшего»?

— Нет, мой русский друг. Только ты. Но мы с тобой, как носители этой силы, интересны кое-кому ещё.

Это он про кого?

Может, про ту мутную дамочку, которая кружилась вокруг меня, когда я поглотил красную сферу над Загребом?

— Ты о той, у кого красные глаза? — спросил я.

— О, так они уже связывались с тобой… — он развернулся ко мне. — Проходимцы, правда?

— Кто они?

— Без понятия. Знаю лишь, что они наблюдают за мной уже несколько лет. Возможно, не только за мной. Что-то им нужно… Однако, не говорят. Но если кто-то и знает о нашей силе больше, то именно эти проходимцы. Нам стоит их… изучить.

— Хоть что-то можешь сказать? Численность? Более конкретные цели?

— Увы, — Георгий развёл руками. — Но что-то в последнее время они стали активнее. Раз они вышли и на тебя, значит, дела в Иллирии их волнуют.

Стоит ли ему говорить, что та красноглазая упоминала, что пока князь не вернётся, смута в Иллирии не закончится? К Адриану Георгий не испытывал тёплых чувств, как и к Зринским в целом. Но было ли это важно?