— Я… я действительно нервничал! — взвизгнул Громов. Голос сорвался на фальцет.

— Конечно, нервничали, — кивнул я. — Но это был страх актера провалить свою роль, а не благоговейный трепет подданного перед самодержцем. Разные виды страха, Федор Ильич, вызывают разные биохимические маркеры. У вас был классический выброс кортизола, гормона стресса. А у человека, видящего живого Императора, должен быть еще и всплеск адреналина, дофамина, серотонина… целый коктейль. Вы играли роль. Причем играли плохо. Переигрывали.

— Петрушка совсем расклеился! — хихикнул в голове Фырк. — Сейчас заплачет и к мамочке попросится! Скажи ему, что у него грим потек, двуногий!

Я помолчал, оценивая их реакцию. Следующее признание должно было их сильно удивить.

— Я ожидал увидеть двойника. Актера. Или хотя бы очень похожего человека. У Императора же есть официальные двойники для публичных мероприятий — это ни для кого не секрет.

Я сделал паузу и посмотрел прямо в серые глаза Александра Четвертого.

— Но когда увидел вас, понял — передо мной настоящий Император.

— И как вы определили, что я настоящий? — в голосе Императора появился искренний интерес. Даже что-то похожее на… уважение?

Я пожал плечами.

— Не спрашивайте как — не отвечу. Профессиональная тайна.

— Да просто аура власти от него прет как радиация от реактора! — прошептал мысленно Фырк. — Любой дух больницы почувствует!

На самом деле, бурундук был прав.

Именно по его словам я и понял, что это не двойник.

— Но когда я понял, что передо мной настоящий Император, — продолжил я, — все встало на свои места. Как кусочки пазла. Щелк — и картинка сложилась.

Я обвел взглядом «Тайную Канцелярию».

Все они как один выглядели недоумевающими. Каждый по своему, но все равно из шок было видно.

— Я удивлен, что он доверяет именно вам, — я посмотрел на Васнецова, потом на Громова, а затем и на Шелестову. Серебряного проигнорировал сознательно. — Но видимо, на то есть веские причины. Возможно, вы уже однажды доказали свою преданность. Или у вас есть общий секрет, который связывает крепче любых клятв.

Васнецов чуть улыбнулся уголками губ. Едва заметно. Но я увидел. Попал. Слишком близко к истине.

— Но это лирика. Главное другое, — качнул головой я.

Я сделал глубокий вдох. Переходим к основному блюду:

— Существует человек, которого Император прячет ото всех. Кто-то настолько важный, что ради него Александр Четвертый готов рискнуть всем. Репутацией. Троном. Жизнью.

Император не шевельнулся. Ни единый мускул не дрогнул на его лице. Но воздух вокруг него словно сгустился. Стал плотным, тяжелым, как перед грозой.

Он сильный маг. Я не удивлюсь если в этот момент он готовит какое-нибудь заклинание. Но я не скажу ничего такого, чего бы присутствующие не знали. Так что не страшно.

— Я уверен, этот человек находится на грани жизни и смерти, — я говорил медленно, размеренно, как будто ставил диагноз. — В коме? Или в состоянии, которое наша медицина не может объяснить? И все лекари в один голос твердят, что его нужно… отпустить. Прекратить поддерживающую терапию. Дать умереть с миром.

В камине треснуло полено, и сноп искр взметнулся вверх по дымоходу. Громов вздрогнул от резкого звука, словно от выстрела.

— Но этот человек дорог Его Величеству. Настолько дорог, что он готов пойти на все. Даже на сотрудничество с такими… неоднозначными личностями, как эти, — я кивнул в сторону «Канцелярии» — Даже на тайные встречи в подвалах. Даже на риск разоблачения.

Еще одна пауза. По их вытянутым лицам я понял, что попал в точку. Они не смогли скрыть от меня удивление.

— Именно поэтому была нужна эта проверка, — продолжил я. — Именно поэтому — в этом подвале. О ней не должен был знать вообще никто. Ни министры, ни генералы, ни придворные. Никто. Потому что любая утечка информации — это конец.

Я выдержал взгляд Императора. Серые глаза смотрели на меня в упор, и в их глубине плясали тени.

— И я должен был ее пройти, — сказал я. — Доказать, что я не просто хороший лекарь. Не просто талантливый диагност. А человек, способный сделать невозможное. Спасти того, кого все остальные признали безнадежным.

Последние слова повисли в воздухе. Тишина была абсолютной — слышно было только потрескивание дров в камине и тяжелое, прерывистое дыхание Громова.

— И я ее прошел.

— Двуногий, смотри! — восторженно зашептал Фырк, перебегая по моему плечу с азартом спортивного комментатора. — Васнецов восхищен — глаза блестят как у кота, который добрался до сметаны! Громов в шоке — челюсть отвисла, того гляди слюни потекут!

Бурундук был прав. Васнецов смотрел на меня с нескрываемым, почти отеческим одобрением. Громов выглядел так, будто увидел призрака.