Шрифт:
— Тоже вариант.
— Или школу целителей? С тобой как главным преподавателем?
— С моим рангом? С трудом верится. Фырк, давай дождемся и узнаем, — я прервал его поток фантазий. — Гадать бессмысленно.
Я оделся.
В гардеробной нашелся приличный повседневный костюм — не такой дорогой, как мой вчерашний испорченный, но вполне презентабельный. Темно-синий, классического кроя.
Мы с Вероникой спустились вниз. В малой столовой уже накрывали стол — на четыре персоны. Барон сидел во главе и читал какие-то бумаги. Увидев нас, он отложил документы.
— Доброе утро! Как спалось?
— Отлично, спасибо, — ответила Вероника. — Кровать просто волшебная!
— Рад, что вам понравилось. Илья, как пробежка?
— Продуктивно. Отличный у вас парк.
— Да, я тоже люблю там бегать. Правда, в последнее время редко получается — возраст, знаете ли.
Вошел лакей, доложил:
— Ваша светлость, граф Каменский прибыл.
— Отлично, пускай заходит!
В столовую вошел мужчина лет шестидесяти. Седые виски, умное, энергичное лицо с тонкими чертами, дорогой, но неброский костюм. Уверенные движения, прямая спина — человек, привыкший к власти и деньгам.
— Михаил! — барон встал и пошел ему навстречу.
— Ульрих! — они обнялись по-мужски, похлопав друг друга по плечам.
— Позволь представить всех еще раз — лекарь Илья Григорьевич Разумовский и его спутница Вероника Сергеевна. Илья, Вероника — граф Михаил Петрович Каменский, мой старый друг и деловой партнер.
— Очень приятно! — граф пожал мне руку. Крепкое рукопожатие, прямой, оценивающий взгляд. — Много о вас слышал, молодой человек. Ульрих не может нарадоваться, что вы спасли ему жизнь.
— Приятно познакомиться, — ответил я.
Мы сели за стол. Завтрак был простым — яичница с беконом, тосты, кофе, свежевыжатый апельсиновый сок. Но это нам. А вот у барона был свой завтрак. Я гляжу он следует моим рекомендациям.
Несколько минут ели молча. Потом барон и Каменский переглянулись.
— Ну что, скажем? — спросил Каменский.
— Давай ты, — кивнул барон. — У тебя лучше выходят презентации.
Каменский отставил чашку с кофе и откашлялся. Сцепил пальцы в замок — жест человека, готовящегося к важному разговору.
— Илья Григорьевич, Вероника. Мы с Ульрихом долго обсуждали ваш случай. Вернее, ваши способности, Илья Григорьевич. Ваш уникальный диагностический дар. То, как вы буквально видите болезни насквозь.
Он сделал паузу для эффекта.
— Мы также обсуждали те ограничения, с которыми вы, несомненно, сталкиваетесь в государственной больнице. Бюрократия. Недостаток финансирования. Устаревшее оборудование. Косное, завистливое начальство.
— Это нормальные рабочие условия, — пожал плечами я.
— Нормальные — не значит правильные, — возразил Каменский. — Ваш дар, ваши знания достойны лучшего применения.
Еще одна театральная пауза.
— Поэтому мы с Ульрихом решили сделать вам предложение, от которого, как нам кажется, вы не сможете отказаться.
Ну давайте уже, хватит интриговать.
— Мы хотим профинансировать и построить для вас ваш собственный диагностический центр.
Глава 16
Я смотрел на барона фон Штальберга и графа Каменского, сохраняя абсолютно нейтральное выражение лица.
Годы работы в медицине, научили меня одному простому правилу: когда богатые и влиятельные люди предлагают что-то слишком хорошее, чтобы быть правдой, — жди подвоха.
Рядом со мной Вероника практически вибрировала от восторга.
Ее рука под столом нашла мою, сжала с такой силой, что пальцы побелели. Для нее это предложение звучало как воплощение всех мечтаний — собственный диагностический центр. Полная медицинская автономия!
Мой внутренний циник был начеку
Слишком хорошо, чтобы быть правдой. В прошлой жизни я видел десятки таких «щедрых» предложений. Все они заканчивались одинаково — лекарь становился золотой курицей, несущей золотые яйца для своих хозяев.
Марионеткой в чужих руках.
Фырк на моем плече зашевелился, его усы подрагивали — верный признак нервозности.
— Эй, двуногий, — зашептал он прямо мне в ухо. — Помнишь сказку про золотую антилопу? «Дальше, дальше, еще дальше!» — и в конце жадный раджа утонул в золоте. Не стань раджой!'
— Не стану, Фырк. Но нужно выяснить, что они на самом деле хотят.
Барон нахмурился, заметив мое молчание. Его пальцы забарабанили по столу — нервная привычка, которую я заметил еще давно.