Шрифт:
Теплую, испуганно вскрикнувшую, покорно задрожавшую в моих бешеных лапах. Она пахнет ванилью. И, клянусь, ни один аромат, самый изысканный, из самой дорогой пекарни, не вызывает столько дикого, неконтролируемого слюноотделения.
Я ее готов сожрать прямо там, в прихожей!
И в коридоре!
И по пути в комнату!
И, уж тем более, в постели!
Наваливаюсь на нее, зацеловываю, что-то бормочу, не потому, что так надо, а потому что не могу по-другому! Хочу…
— Хочу… — эхом отзывается она…
И меня срывает с катушек.
Прости, Птичка, это не будет нежно. Ты во мне эту опцию отключила сейчас.
Сама виновата.
Нельзя быть такой сладкой.
Противозаконно, блядь!
16. Сава. Летим…
Со спины Оля смотрится совершенно охуенно.
Тонкая талия, белая-белая кожа, на которой мои татуированные лапы выглядят очень неправильно. Цинично, как сказала бы моя мачеха Настя.
И мне дико нравится, как это выглядит.
Настолько, что ловлю легкий эстетический приход и провожу ладонями пару раз от кругленькой попки до талии и выше, по узкой спине. Большими пальцами пересчитываю позвонки, глажу впадинку позвоночника… Охуеть… Мое все. Мое!
Оля оглядывается в этот момент, испуганная, напряженная, ладошки потеют и разъезжаются, скользят по покрывалу, и она падает грудью на кровать, непроизвольно делая позу еще более развратной.
Горячо-о-о…
Если бы сто процентов не был уверен, что она няшка-наивняшка, то решил бы, что передо мной — очень опытная в соблазнении девочка. Умело пользующаяся тем, что ей щедро подарила природа.
Этот взгляд, эти нарочито неловкие движения… А не наебываешь ли ты меня, Птичка-невеличка?
Оля хочет подняться, но я жестко торможу ее попытки, кладу ладонь между лопаток:
— Чш-ш-ш… Лежи.
— Но… Сава… — растерянно шепчет она, снова пытаясь повернуться и посмотреть на меня. Ее пугает эта поза, полное подчинение, полная потеря контроля.
Пугает ее и заводит — меня.
Стягиваю с подрагивающих бедер простенькие трусики, белые, невинные. И облизываюсь невольно. Такая она внизу охуенно завлекательная.
И ваниль… Там тоже ваниль?
Проверим.
— Сава! — пронзительно вскрикивает она, дергаясь всем телом, когда наклоняюсь и, жмурясь от кайфа, проверяю.
Ваниль… Слаще ничего не пробовал!
— Сава… Сава-Сава-Сава… — частит она, вздрагивая на каждое мое движение языка. На каждый шумный горячий выдох. На каждое касание пальцев… Отзывчивая… Горячая… Нежная… Такая… Блядь, мне повезло. Мне так повезло!
Отрываюсь только для того, чтоб перевернуть ее, растерянную и пораженную происходящим, на спину. Потому что я хочу, чтоб смотрела. На меня.
Птичка моя лежит, раскинув безвольно тонкие стройные ножки, ладони беспорядочно скользят по покрывалу. Она не знает, куда их деть. То прикрывает грудь, розовую от смущения и напряжения, то касается раскрытых губ, то пытается стыдливо ладошкой глаза спрятать.
А я специально торможу.
Мой первый голодный дикий порыв взять ее сразу, без прелюдии, жестко утоляя только свой кайф, прошел, когда я вылизывал ее текущую мягкую киску.
Это наш первый раз.
И мне дико хочется, чтоб он как можно дольше длился. Чтоб мы сполна кайфанули в процессе. Оба.
Особенно, если она — девочка совсем. Мои сомнения, возникшие в процессе, уже улетучились, потому что так реагировать на куни может только невинная малышка. Ну, или она настолько охуенная актриса, что я ее чисто из принципа выебу, для того, чтоб глянуть, до какого уровня ее игра может зайти.
Но я в своей жизни, вполне себе богатой на постельные приключения, актрис встречал, причем, разного уровня.
Но чтоб таких…
Да и целочек встречал тоже.
Но чтоб таких…
По-любому, мне шедевр достался.
И дураком буду, если испоганю этот момент.
Оля все еще подрагивает, нежно-нежно, не вполне отойдя от первого своего орального секса. Пусть и не завершенного, не зафиналенного, но впечатлений она море получила, сто процентов.
И, наверно, будь ее воля, на этом бы все и тормознулось. Передоз для нее конкретный.
А я еще не поиграл даже толком!
— Убери руки, Птичка, — приказываю я, — а то свяжу.
Перед глазами — вспышкой — тонкие запястья, связанные грубой веревкой… Ох-уеть… Надо будет обязательно попробовать… Но потом.