Истории были описаны крайне односторонне и предвзято. Обвинения строились лишь на моих словах и на информации, которую я предоставил Сергееву. Но читатель безоговорочно и до решения какого бы то ни было суда верил, что Раждайкин убийца, а Щеглов очень мутный тип.

И вообще, попытка изнасилования, убийство, удар по голове бутылкой — всё это оставляло очень неприятный осадок у читателя. Катю это, конечно, тоже задевало, хоть я и просил сгладить информацию о ней, но её бывшему мужу досталось куда больше, чем ей.

Статья эта в принципе ничего не должна была доказывать, она должна была просто дать пощёчину определённым людям. Но она могла стоить очень дорого и Жанне. Поэтому одновременно с ней вышла пара очерков в центральных интернет-изданиях и даже в ведомственном. Сергеев прислал мне ссылки.

В этих «официальных» материалах говорилось об успехах Жанны Константиновны, приводились отзывы коллег и областного руководства, лестные характеристики и прочее, прочее, прочее. И даже короткие интервью, которых она сроду не давала.

Современные медиа умеют творить чудеса, создавая персоны, которые совершенно не обязаны соответствовать своим реальным прототипам. Поэтому, если бы мы чуть поднажали, могли бы получить какую-нибудь грамоту или даже ценный подарок ко дню милиции.

Вскоре подъехал Чердынцев. Он сидел за рулём, а Садык — рядом с ним на переднем сиденье.

— О, явился уже, смотрите, — воскликнул Садык, выходя из машины. — Молодец. Дисциплина. Уважаю. Здорово.

Он протянул мне руку.

— Здравия желаю, — улыбнулся я. — Как поживаете, Владимир Кажимович?

— Поживаем. Добра наживаем. Проходите, ребята.

— Здрасьте, Александр Николаевич.

— Здоров, коль не шутишь, — пожал мне руку Чердынцев.

— Пойдёмте, пойдёмте, заходите. В доме холодно, наверное, но ничего, сейчас каминчик растопим, посидим рядком, поговорим ладком, да?

— С хорошими людьми, — кивнул я, — отчего ж не поговорить? Тема всегда найдётся. Молодость вспомним. Боевые подвиги.

— Ладно, ладно, не надо вот этого подросткового цинизма. И ты меня в старики-то не записывай ещё. Я пока на боевом посту.

— Да я и в мыслях такого не имел, — улыбнулся я.

Мы прошли через двор, зашли на крылечко. Садык повозился с ключами, отпирая железную сейфовую дверь. Дальше, пройдя через веранду, оказались в доме.

— Не разувайтесь, ребята, а то замёрзнете. Тут холодина.

Действительно было холодно. Пахло застарелым дымом, копотью. Угаром.

— Саш… — кивнул Чердынцеву Садык, — помоги с камином. А ты, Сергей, помоги мне на кухне.

— О, у нас застолье будет? — улыбнулся я.

— Нет, застолья не будет. Ну так, что-то на зуб-то надо положить. Голодняком сидеть не очень здорово. Не раздевайтесь пока, не раздевайтесь. Замёрзнете.

Чердынцев засуетился у камина, а я прошёл на кухню. Она оказалась небольшой, но милой и уютной. Чувствовалась женская рука. Садык велел достать тарелки, чашки, а сам вынул из холодильника свёртки с копчёной красной рыбой и колбасой.

— Конская, — сказал он. — Друг привёз из Казахстана. С Бородинским, да ещё бы водочки… прелесть. Но пить сегодня не будем, у меня ещё дела.

— Я не настаиваю, — усмехнулся я.

— Это понятно, — махнул он рукой. — Трезвенник.

Минут через пятнадцать подготовки мы уселись напротив камина. Спине было холодно, а лицу жарко.

— Ничего, сейчас прогреется, — сказал Садык. — У меня дом быстро прогревается.

— Товарищ генерал, — кивнул Чердынцев, — ещё, может, дровишек принести? А то эти сейчас мигом прогорят.

— О! — усмехнулся я. — Поздравляю с присвоением внеочередного звания. За это и выпить не грех было бы.

— Какого внеочередного? — нахмурился Садык, но тут же понял, усмехнулся и покачал головой. — Прокололся, Саня.

— В смысле? — не понял Чердынцев.

— Был подполковником в прошлый раз, а теперь сразу генералом стал, — пояснил я.

— Поймал, поймал нас, рассекретил нашу подпольную организацию, — немножко сварливо проговорил Садык и сердито глянул на Чердынцева.

— А чего шифровались-то? — спросил я.

— Ну… не хотел все карты сразу на стол выкладывать.

— Да я сразу догадался, — пожал я плечами и засмеялся. — Кто бы стал держать шестидесятипятилетнего подполковника, а? И опять же… до нас дошло предание безвременных лет, в котором сказано, что Владимир Кажимович Садыков с юных лет имел привычку прибедняться. Куда ж она со зрелостью-то денется, привычка эта?