Шрифт:
— У тебя холодно что ли?
— Не обращай внимания, мне всегда холодно.
— Понятно… Не замечал раньше… Я вот проведать тебя пришёл. Держи гостинцы.
Я протянул ей пакет, в котором лежали груши и четыре пачки пломбира.
— Мороженое, — протянула она, рассмотрев мои покупки. — Ну, заходи, тогда.
Она улыбнулась, но улыбка быстро сошла с губ. Исчезла.
— Ты чего грустная? — пристально посмотрел я на неё.
— Нормальная, — нахмурилась Альфа и двинулась на кухню. — Будешь что-нибудь?
— Буду, — сказал я. — Корми.
— У меня нет ничего.
— Как нет? У тебя же аппетит. Ты должна за двоих сейчас есть.
— Поэтому и нет ничего, — усмехнулась она. — Всё съела.
— Ну, давай тогда груши.
— Давай лучше мороженое поедим, — предложила она.
Она развернула блестящие брикеты и всунула белое, как снег, мороженое в большие кофейные кружки. Мы сели за стол друг напротив друга.
— Что с тобой творится? — спросил я. — Как жизнь вообще?
— Ай, — махнула она рукой. — Нормально, говорю же.
— Какая-то ты безрадостная. На уроке вчера была хорошая такая, весёленькая. А сейчас что случилось? С отцом поругалась?
Она нахмурилась.
— От тебя вообще ничего не скроешь…
— А-а-а… — покачал я головой. — И что ему не нравится, чем ты не угодила?
— Сказала, что беременна, — пожала плечами.
— А он что?
— А он сказал, делай аборт…
— Че-е-е-го? — протянул я.
— Да… — кивнула она и отвернулась.
Она привалилась спиной к стене и обхватила себя за локти.
— Ты ешь мороженое, растает. Ты ему сказала, что за склонение к этому делу сейчас можно и огрести. Закон вроде какой-то там вышел.
— Да при чём здесь?
— Как это при чём?
— Он говорит, от урода урод родится.
— Ну, это знаешь… глупости, — пожал я плечами. — Может, у тебя вообще девочка будет, на тебя похожая, представляешь? И потом, у Петрушки же нет психического заболевания. И даже если бы было, далеко не все из них передаются по наследству. Так что выбрось это из головы. Ребёнок будет таким, каким ты его воспитаешь.
— Да я знаю это всё, — раздражённо ответила Альфа, — но ему же не докажешь.
— Ну, и не доказывай, зачем доказывать?
— Он кровь мою сейчас будет пить.
— Алена, успокойся, вот скажи мне, ты что сама хочешь? Хочешь этого ребёнка?
— Да, — ответила она и посмотрела мне в глаза.
— Но этот ребёнок от человека, который тебе неприятен.
— Да, — повторила она. — Но ребёнок-то не виноват. Ребёнок уже живёт внутри. Ты понимаешь это?
— Я-то понимаю. Папа твой не понимает. Вот ты ему так и скажи.
— Да что там ему скажешь? Ты думаешь, он будет меня слушать? Разорётся и всё. Вот они с Витей вообще, как Шерочка с Машерочкой.
— Ну и не парься. Пусть орёт. Он тебя наследства лишит или чего, батя твой?
— Да пусть лишает чего хочет.
— Вот, правильно, молодец. Ребёнок этот, прежде всего, от тебя, а остальное ерунда.
— Сказал, что помогать не будет… — вздохнула она.
— Мать будет помогать.
— Если он ей не запретит.
— Не запретит. Он сам увидит ляльку и растает. А будет запрещать я с ним поговорю.
— Ой! Говорун.
Она засмеялась.
— Ну вот видишь, улыбаешься. Молодец.
— Эх, Серёжка, хорошо что ты зашёл. Мне прям спокойней стало на душе. А то знаешь сидела прямо места себе не находила. Нет, ну что за человек? Вот обязательно нужно всё испортить.
— Алён, ты мне звони ты чего пропала-то совсем?
— Да чё я тебя буду грузить-то?
— Да грузи-грузи. Грузи, нормально всё. Вот тебе.
— Это что такое?
Я вытащил из кармана пачку пятитысячных и положил перед ней. Достукались. Ворованные бабки раздаю. Хотя, всё правильно. Он сам-то их как заработал? Вот именно. А я на благотворительность трачу. Не на ролексы.
— Это тебе премия и подъёмные. Кончатся, ещё раздобудем.
— Ты чё сдурел что ли? — округлила она глаза.
— Бери не морочь голову.
— Ты где это взял?!
— Украл. Какая разница?
— У кого?
— У бати твоего. Короче, возьми и забудь где взяла. Считай что нашла.
— Нет, я так не могу, — замотала она головой.
— Ты видела? — сменил я тему. — У Петрушки твоего статья вышла.
— Да, но это кто-то взломал его канал потому что сам-то он не мог.
— Правильно, — усмехнулся я. — Но статья-то хорошая?