Шрифт:
Юлиан не помнил его таким раздраженным. Но здесь была не одна только нервозность. Что-то еще... Страх? — пытался разгадать Юлиан.
— Я не хочу здесь оставаться, — продолжал отец. — Это место действует мне на нервы. Нам нельзя было сюда возвращаться. Проклятье, как же так получилось?
— Я уже объяснял тебе, — со вздохом сказал Гордон.
— Объяснял, объяснял! — взорвался отец. — Да, объяснял. А теперь я тебе объясняю, что я хочу уехать отсюда, и как можно быстрее. У меня, черт возьми, нет ни малейшего желания встретить здесь тебя, а то и вовсе...
— ...себя самого? — Гордон захихикал. — Это невозможно, ты же знаешь. Если бы это могло произойти, мы уже давно заранее знали об этом. И кроме того, мы явимся сюда вообще только часа через четыре. А к тому времени мы будем уже посиживать в вагоне на Антверпен и попивать горячий шоколад!
Юлиан не понимал ни слова, но затаив дыхание слушал дальше.
— Да, — сказал отец, — а час спустя все и произойдет. Как раз когда мы будем попивать горячий шоколад!
— Прекрати, наконец! — перебил его Гордон. — Что толку от того, что ты будешь тут сидеть и терзать себя упреками?
— Но это же моя вина!
— Совсем нет, — возразил Гордон. И продолжал холодным, размеренным тоном: — Вина предполагает умысел или по меньшей мере знание о том, какие последствия может иметь твое деяние, не так ли? Ты что, сделал это умышленно? Нет. Так что прекрати изводить себя.
— Ведь меня предупреждали. Нас обоих предупреждали!
— Предупреждали! — Гордон пренебрежительно засмеялся. — Как же! Ярмарочная ясновидица, которая вчерашнюю погоду не способна предсказать правильно! Какие глупости!
— Тем не менее! — Голос отца стал таким тихим, что Юлиану пришлось напрягаться, чтобы услышать дальнейшее. — Я все думаю, не можем ли мы это как-нибудь предотвратить.
— Предотвратить?
— Ведь это еще не произошло, так?
— Так, И что? — спросил Гордон почти злорадно. — Что ты можешь теперь сделать? Может быть, выйдешь отсюда и предостережешь самого себя? Пожалуйста! Попробуй! Я тебя не удерживаю!
Быстрые, тяжелые шаги направились к двери. Ручка двери повернулась, и Юлиан мысленно уже приготовился увидеть перед собой разгневанного Мартина Гордона. Но ручка снова отскочила вверх, и Гордон взволнованно повторил:
— Иди же! Иди и попробуй! Я не буду тебе препятствовать. Это сделают за меня другие. Кто-нибудь или что-нибудь.
— Хочешь меня припугнуть?
— Я? — Гордон визгливо засмеялся. — Ну что ты! Видит Бог, мне это ни к чему. Иди. Я не знаю что, но что-то обязательно случится. Может быть, тебя убьет балкой. Может, ты попадешь в поножовщину и тебя зарежут, а может, тебя затопчет лошадь на полном скаку. Ты знаешь это. Ты не сможешь этого избежать, потому что это уже произошло!
Отец не ответил. За дверью нагнеталось тяжелое молчание, затем послышался сдвоенный щелчок: открылся отцовский «дипломат».
— Документы в полном порядке, — сказал Гордон совершенно другим тоном и засмеялся: — Боже мой, мы могли бы сделать себе целое состояние, если бы прихватили с собой лазерный ксерокс! Ты же понимаешь, что в этом времени нет абсолютно ничего, что нельзя было бы подделать при помощи этого прибора. Ну ладно. Пятидесяти тысяч на первое время хватит, а там видно будет. Через несколько лет здесь, в Европе, станет очень неуютно. Я предлагаю отправиться в Англию. Есть там одно местечко неподалеку от шотландской границы. Кильмарнок. Его не коснется ни первая, ни вторая мировая война, ни другие катастрофы...
Он прервался, и Юлиан с опозданием на полсекунды понял, что означает его внезапное молчание. Дверь распахнулась, и на пороге возник Гордон. Вид у него был разъяренный. Отец же выглядывал из-за его спины просто растерянно.
— Юлиан! Как ты здесь очутился? — Он повернулся к Гордону: — Я думал, ты посадил его на поезд?
— Я и посадил! Видимо, он сошел с поезда!
— Ты это знал?
— Да, — с трудом выдавил из себя Гордон. — Но не успел сказать тебе об этом. Разве я мог подумать, что он кинется за нами. Да еще и прихватит с собой...
— Он не прихватывал меня с собой, — сказал Рефельс. — Я просто бросился за ним, как он за вами.
— И об этом вам придется горько сожалеть, — сказал Гордон.
В правой руке у него была отполированная трость с набалдашником из слоновой кости в форме головы собаки. Он нажал на этот набалдашник снизу большим пальцем, и под ним блеснул металл. В палке скрывалось отточенное лезвие шпаги.
Однако неприкрытая угроза в его словах не была связана с этим оружием. Он имел в виду совсем другое.