– Я себя великолепно чувствую! – широко улыбнулся он. – Ты послушай:

Ночь, тишина, мы одни с тобою сегодня,

Хороша за окошком весна, и прекрасна с тобой непогода.

Слезы радости мы разделим на двоих…

– Ну как? – Ваня поднял на меня подернутые поволокой глаза.

– Чего-то не в рифму.

– Не в рифму? – Иван с самым сумасшедшим видом схватил себя за волосы. – Думай, думай, голова! Как же я это покажу ей, если не в рифму?

Я внимательно рассматривала приятеля, пытаясь понять, как за одну ночь из нормального мужика он смог превратиться в буйного неврастеника с замашками романтика.

– Тебе не нравится, – махнул он рукой, вмиг успокоившись. – Мне тоже не нравится, я все равно не могу сюда вставить имя Прасковья. – Он схватил лист и порвал на мелкие клочья.

Я захлопала ресницами:

– Какая Прасковья?

– А вот еще, полночи сочинял, – не обращал внимания на мое изумление Петушков.

О Прасковья, ты мой свет,

Лучше в мире тебя нет,

Подарю тебе смычок,

Будешь петь ты как сверчок!

– Ну как?

– Отвратительно, – прошептала я, с восхищением глядя на приятеля.

Может, сегодня знаменательный день и все мужики сошли с ума? Хотя Гарий не выглядел умалишенным, но ведь и Ваня с первого взгляда кажется совершенно нормальным.

И Фатиа куда-то испарился из моей головы. Чего там говорил Сергий: «При магическом воздействии чувствовать его перестану?» «Приворот? – вдруг мелькнула мысль. – Какой, к черту, приворот? Приворот на двоих: Властитель и Ваня? Бред! Полный бред!»

Как в насмешку, перед глазами проплыла картинка: «Хрустальный графин, Петушков пьет жадными глотками прямо из тонкого горлышка».

Отчего-то мне стало весело.

«Значит, Парашка здесь действительно не случайно! Доподлинно мне известно, что некоторые привороты начисто лишают мужиков мозгов, и Ваня – живой пример тому! Бедный Петушков, нечаянная жертва обстоятельств. – Я едва сдержала нервную улыбку. – А вот для чего из игры вывели Властителя, непонятно».

Тут Ваня зашевелился и попытался встать.

– Ты куда? – схватила я его за руку.

– Я должен ее увидеть! – с трагическим надломом в голосе прошептал он.

– Кого?

– Ее! – Ваня махнул в сторону двора.

– Петушков, – я толкнула его обратно на лежак, – не сходи с ума, сиди дома, сочиняй стишки!

Я приготовилась привязать приятеля к стулу, если понадобится крайняя мера, но уверенности, что он не убежит к любимой вместе с ним, отнюдь не было. В это время на веранду вышел Сергий, заспанный и помятый, пухлую щеку пересекал красный пролежень.

– Сергий! – скомандовала я. – Следи за Петушковым!

– Зачем? – зевнул тот.

– За надом!

Я кинулась в комнату искать дорожную котомку, где в самой глубине валялась маленькая книжечка для записей.

Однажды я прочитала очередную Марфину «инструкцию», называлась сия гадость «Как сделаться совершенным магом за год». Так вот, в ней советовалось все новое и удивляющее тебя записывать в отдельную книжечку. В течение трех месяцев я корябала на желтеньких листочках все, что со мной происходило, а заодно и самые легкие рецепты из штудируемой в это время книги «Как сделать отворот». Магом я все равно не сделалась, а вот рецептики остались.

Книжечку в своих закромах я не обнаружила, зато нашла давно потерянный черепаший гребень, чему сильно обрадовалась.

Вани на веранде не оказалось.

– Где он? – накинулась я на Сергия, прихлебывающего чай из фарфорового блюдца.

– Ушел. – Приятель безразлично махнул рукой.

– Ты его отпустил? – ужаснулась я.

– А что, мне его надо было скрутить?

– Надо! – Я выскочила на улицу и поспешила к соседнему постоялому двору, где остановилась Парашка.

Петушков сидел под ее окном в обнимку с гитарой и, ударяя по всем семи струнам разом, извлекал совершенно невыносимую какофонию, при этом завывая унылый мотив. Прасковья же, свесившись по пояс из окна, колотила его по голове скрученным полотенцем, пытаясь прогнать со двора как шелудивого пса. Ваня на нее не обращал внимания и лишь изредка уклонялся, вытягивая особенно тонкую, а оттого раздражающую ноту.

– Иди отсюда! – голосила несчастная прокуренным голосом.

– Приветствую тебя, Прасковья Ивановна! – крикнула я, развеселившись от представшей перед моими глазами сцены.

Обомлевшая Парашка застыла в нелепой позе, а потом заголосила с двойной силой:

– Ах ты, ведьма данийская, ты чего тут делаешь?

– Живу я здесь, – пожала я плечами. Петушков между тем перевернул гитару и стал колотить по ее звонкому полому телу, как по барабану. – Ты зачем, каналья, Властителя приворожила? – ласково поинтересовалась я.