Только я решила поплакать о судьбе своей горькой, как Авдотий вышел в сени, схватил меня за загривок и поволок во двор.

– Куда тащишь? – прохрипела я, разорванный ворот давил на горло.

– Мыться! – кротко бросил он.

Понятие о мытье он имел самое странное. Облил меня четырьмя ведрами ледяной воды из колодца и потянул обратно в дом. Я не могла идти, а потому волочилась за ним, оставляя мокрый след на земле. Я провела ужасную ночь в сенях. Меня связали по рукам и ногам, а конец веревки прикрепили к ножке лавки. Каждый раз, когда я пыталась пошевелиться, путы впивались в нежную кожу, оставляя рубцы.

Утром Авдотий взвалил меня на плечо как поклажу и перенес в повозку, куда предварительно постелили старое одеяло, дабы я не испачкалась после «купания». Не было сил ни сопротивляться, ни плакать, ни бежать. К тому же, при всей моей изобретательности и изворотливости, в обнимку с лавкой далеко не убежишь.

Ехали мы долго, я даже успела подремать. После холодного пола сеней теплое одеяло, разложенное на дне повозки, показалось королевским ложем. Очевидно, спала я очень крепко, потому что открыла глаза только тогда, когда кто-то грубо схватил меня за плечо и выволок наружу. Солнечный свет ослепил, я близоруко прищурилась и невольно сладко зевнула, ничего не понимая со сна.

Мы стояли посреди огромного двора, отгороженного от окрестностей высокой стеной с шапочками башенок. Вокруг толпились стражи, разряженные, даже несмотря на невыносимую жару, в черные плащи с эмблемой, на которой были изображены череп и скрещенные мечи. Они рассматривали меня как неведомую зверюшку и хищно скалили зубы. Моего похитителя нигде не было, а за руку меня держал невысокий коренастый мужичок с большим фиолетовым синяком под глазом. Я окончательно проснулась и начала вертеть головой, рассматривая окружающую обстановку.

Справа высился двухэтажный дом с белоснежными стенами и гладкими изящными колоннами с лепниной. Высокая лестница с полусотней ступенек вела к парадному входу, рядом с которым дежурили стражи. Слева стояли клетки, у меня по спине пробежал холодок, а в желудке неприятно кольнуло. В них сидели люди, изможденные, грязные, худые, в лохмотьях вместо одежды. Маленькая оборванная девочка прислонилась к толстым металлическим прутьям и с интересом и недетской жестокостью в глазах следила за мной. Меня передернуло. Неужели и я буду сидеть рядом с этими несчастными и с затаенной радостной злобой рассматривать вновь прибывших?

– Говорят, ты ведьма? – вдруг сказал мой охранник сиплым прокуренным голосом. Я покосилась на него с неприкрытым превосходством:

– Развяжи руки, и я сейчас же ваш притон взорву!

Тот охнул и отвесил мне такой подзатыльник, что я отлетела на две сажени и уткнулась носом в пыльную землю. В голове зазвенело еще сильнее. Нет, положительно, еще один удар – и на всю жизнь останусь дурочкой. Стражи загоготали, я неловко, стараясь сохранить равновесие и не рухнуть обратно, поднялась на ноги.

– Что ты делаешь, холуй! – вдруг услышала я испуганный окрик Авдотия.

Он выскочил из-за угла дома, как черт из табакерки, кинулся ко мне и начал безуспешно отчищать мои грязные порты и вывернутую наизнанку рубаху. От его неуемной «заботы» меня шатало – особо он не нежничал, оставляя на всем теле синяки. Но когда он плюнул себе на рукав и попытался оттереть мое чумазое лицо, меня перекосило от отвращения. Я отшатнулась от него.

– Где же твоя ведьма? – услышала я и уже без всякого интереса повернулась на звук голоса.

К нам шел высокий полный улыбающийся мужчина, разряженный в белый хитон, что делало его похожим на приходского священника. Черная, аккуратно подстриженная борода, седые волосы зачесаны назад, пухлые лоснящиеся щеки, – он мог бы казаться добродушным весельчаком, если бы не пугающий взгляд черных, глубоко посаженных глаз. Рядом с ним подобно ручной собачке семенил крохотный человечек с пером и свитком в руках и записывал каждое произнесенное толстяком слово. Я присвистнула про себя, если бы за мной так записывали, знатный бы «Словарь глупостей Асии Вехровой» получился.

– Александр Митрофанович! – залебезил Авдотий. – Вот она.

Он осторожно подтолкнул меня в спину. Я непроизвольно сделала шаг вперед и уставилась на толстяка. Граф так напоминал плюшевого мишку, что не вызвал у меня никакого страха.

– Она? – усомнился он.

Авдотий сглотнул и быстро закивал:

– Она, она.

– Худая грязная оборванка и есть твоя ведьма?

– Она дом обещала взорвать, если мы ей руки развяжем, – вдруг подал голос стражник с синяком.

Я бросила на него уничтожающий взгляд – предатель.