– Развяжите ей руки! – кивнул Граф.

Меня немедленно освободили от пут. Я стала быстро растирать пораненные запястья, с ужасом гадая, как скоро заживут рубцы от веревок.

– Ну давай, – опять кивнул Александр.

Я недоуменно воззрилась на него: он чего, действительно хочет, чтобы я его дом взорвала?

– Она словенский понимает? – вдруг спросил он у Авдотия.

– Вчера болтала, – пожал тот плечами.

Я тяжело вздохнула. Громко хлопнула в ладоши, от этого звука все вздрогнули, а охранники непроизвольно отступили на шаг. Над нашими головами загорелся энергетический шар.

– Уже лучше, – кивнул Граф. – А что еще можешь?

Я снова вздохнула и взмахом руки отправила шар в кирпичную стену ограждения дома. Раздался жуткий взрыв, нас накрыло пыльной волной. Сверху посыпались каменные осколки. Я на всякий случай прикрыла голову руками и присела. Туман рассеялся. Стражники осторожно приподнялись с пыльной земли, Авдотий лежал без сознания, поверженный кирпичом. Граф стоял на том же месте и довольно хохотал. Его лицо было черно от сажи, белый хитон стал грязно-серого цвета.

– Дайте этому идиоту сто золотых, – сказал он, продолжая смеяться и тыча пальцем в валяющегося в пыли Авдотия, – а девку под стражу. Продадим завтра какому-нибудь барану, пусть потом сам на себя пеняет, что боевого мага купить захотел!

Ночь я провела в доме, в крохотном чулане, со связанными руками и ногами и заодно с заткнутым кляпом ртом.

Случилось это так: после моей демонстрации силы меня притащили в помпезно и безвкусно отделанный особняк, закрыли в маленькой душной комнатке с огромной кроватью и заколоченными окнами, а местный ведьмак наложил печать на дверь, дабы я не смогла сбежать. Мне разрешили умыться и даже нарядили в короткое черное платьице, едва прикрывающее срамоту. На ноги надели открытые сандалики из мягкой кожи, больше всего похожей на человеческую.

Я дождалась, когда в коридорах все стихнет, и легким заклинанием, сама не ожидая положительного результата, практически бесшумно выломала доску, приколоченную к окну, и осторожно выглянула вниз. Моя темница находилась на третьем этаже, спрыгнуть с такой высоты без травм я не смогла бы ни за какие коврижки, поэтому, прикинув расстояние, скрутила жгутом простыню, привязала ее к ножке кровати и начала спускаться вниз, недоумевая, отчего они не догадались опечатать окна.

Впрочем, ответ я получила незамедлительно.

За оконным выступом я не заметила, что моя комната располагается аккурат над балконом в апартаментах Графа. После того как мои стройные ножки и я сама с задранным до талии платьем повисли над балконным ограждением пред изумленным взором хозяина, судьба моего побега была решена. Меня самым подлым образом связали, заткнули рот тряпкой, чтобы не сильно голосила, посадили в темный чулан со старыми пыльными сундуками – задыхаться от удушающего запаха нафталина – и подперли дверь шкафом. Все! Конец!

На невольничий рынок меня везли в закрытой черной карете, в потолке которой было окошко, загороженное железными прутьями. В него попадали солнечные лучи, расчерчивая пол полосками. Я тряслась на жесткой деревянной лавке и проклинала собственную глупость и неосторожность. Когда карета наконец остановилась и открыли дверь, то меня ослепил яркий дневной свет.

Подслеповато щурясь, я огляделась. Мы стояли посреди заполненной народом площади. Вокруг были маленькие деревянные сцены, словно я оказалась в странном театре, где на подмостках демонстрируют не спектакли, а живых рабов. Я впилась глазами в сутулую женщину, стоящую на таком деревянном возвышении. Внизу толпились покупатели, спорили, ругались, выкрикивали свою цену, словно покупали лошадь, а не человека.

«Пусть покажет зубы!» – заорал рыжий гном, а потом потребовал продемонстрировать все ее прелести. Меня передернуло.

– Шевелись! – Стражник пихнул меня в спину, и, держа за веревку, привязанную к шее, потащил к самой большой сцене. Там он что-то шепнул худому, загорелому от постоянного пребывания на солнце человеку, тот окинул меня недоверчивым взглядом и кивком головы предложил следовать за ним.

Меня привели к клеткам, тут-то я и запаниковала: за толстыми железными прутьями, словно дикие животные, сидели люди. Вокруг толпились покупатели, приглядывая себе товар покачественнее. На шее каждого пленника висела табличка с ценой. На меня надели такую же и пихнули к остальным рабам. Я забилась в угол, села на грязный пол и закрыла глаза, дабы не видеть любопытные ощупывающие взгляды.

– Ася! – раздался знакомый голос.

Я открыла глаза, рядом с клеткой, держась за прутья, стоял Пантелей.

– Пан! – Я вскочила на ноги и кинулась к нему, впервые в жизни чувствуя себя так, словно только что мою голову вытащили из петли. – Я так рада! – к горлу подступил горький комок. – Я так боялась, что вы меня не найдете!

Пантелей выглядел уставшим и измученным. Кроме забот и тревог мои поиски ничего не дали. Теперь, увидев меня в таком состоянии в Петенках, гном чувствовал в некотором роде даже облегчение.