– Пусть мастер Смит сам себе наливает, если хочет

пить, – ответил юный кельт. – Сын моего отца и так дос-

таточно стерпел унижений для одного вечера.

– Раскукарекался петушок! – сказал Генри. – Но в од-

ном ты прав, малец: тему впору помереть от жажды, кто не

может выпить без прислужника.

Хозяин, однако, не пожелал принять так снисходи-

тельно выходку упрямого подмастерья.

– Слово мое тому порукой и лучшая перчатка, какую

только я сделал, – сказал Саймон, – ты ему нальешь из

этого кувшина в эту чашу, или не жить мне с тобой под

одной крышей!

Услышав такую угрозу, Конахар угрюмо встал и, по-

дойдя к Смиту в ту минуту, когда тот только что взял

кружку в руку и поднес ее ко рту, умудрился споткнуться и

так незадачливо его толкнуть, что пенящееся пиво рас-

плескалось по лицу, шее и одежде гостя. Смит, несмотря на

воинственные наклонности, по природе своей был добро-

душен, но такую наглость он стерпеть не мог. Когда Ко-

нахар, споткнувшийся нарочно, хотел уже выпрямиться,

кузнец крепко схватил его за горло – оно оказалось как раз

под рукой – и отшвырнул его от себя со словами:

– Случись такое в другом месте, висельник, я оторвал

бы тебе напрочь уши, как уже делал не раз с молодцами из

твоего клана!

Конахар вскочил на ноги с быстротой тигра, крикнул:

«Больше тебе этим не похвастаться!» – выхватил из-за па-

зухи короткий острый нож и, бросившись на Смита, по-

пытался всадить клинок ему в шею над ключицей. Успей

он в этом, рана была бы смертельной. Но тот, кто разжег

его ярость, был готов к самозащите и вовремя подбил снизу

руку нападавшего, так что лезвие скользнуло по кости,

оставив лишь глубокую царапину. Выдернуть у мальчишки

кинжал и для безопасности схватить его за руки железной

хваткой, мощной, как тиски, для силача кузнеца было де-

лом одного мгновения. Конахар почувствовал себя сразу в

полной власти грозного противника, которого сам же рас-

палил. Только что пунцово-красный, он смертельно по-

бледнел и стоял, онемев от стыда и страха, пока Смит, не-

сколько ослабив хватку, не сказал спокойно:

– Твое счастье, что ты не можешь меня рассердить: ты

еще мальчик, а я – взрослый мужчина и не должен был тебя

раззадоривать. Но пусть это послужит тебе предостере-

жением.

Конахар хотел было ответить, но смолчал и вышел вон

из комнаты, прежде чем Саймон опомнился настолько, что

мог заговорить. Дороти металась туда-сюда, хлопоча с

притираниями и целебными травами. Кэтрин, едва увидев

проступившую кровь, потеряла сознание.

– Я пойду, отец Саймон, – мрачно сказал Генри Смит. –

Мне бы угадать наперед, что опять, по злому счастью мо-

ему, за мною притащатся брань и кровопролитие, когда я

хотел бы внести в этот дом только мир и счастье. Не бес-

покойтесь обо мне – посмотрите на бедную Кэтрин: драка

напугала ее чуть не до смерти, и все по моей вине.

– По твоей вине, сынок?.. Виноват этот горец-катеран10,

будь он трижды проклят! Но завтра же он вернется в свои

лощины, или придется ему познакомиться с нашей перт-

ской тюрьмой. Покуситься па жизнь гостя в доме своего

хозяина! Это разрывает между нами все узы… Дай мне,

однако, взглянуть на твою рану.

– Кэтрин! – повторил оружейник. – Взгляните на Кэт-

рин!

– О ней позаботится Дороти, – сказал Саймон. – Не-

ожиданность и страх не убивают насмерть. Иное дело –

кинжал или нож. И если она – моя дочь по крови, ты, до-

рогой Генри, сын моего сердца. Дай мне осмотреть рану.

Скин-окл11 – зловредное оружие в руке горца.

– Для меня он значит не больше, чем коготь дикой

кошки, – сказал оружейник, – и сейчас, когда на щеки

Кэтрин вернулся румянец, я и сам, увидите, мигом по-

правлюсь.

Он прошел в угол, где висело маленькое зеркальце, и,

быстро вынув из кошелька немного корпии, приложил ее к

порезу. Когда он, расстегнув кожаную куртку, обнажил