под зеленым деревцом, а утро – при обещанной вами по-

мощи – застанет меня там, где мне не будут грозить ни зло,

ни обида. Ночь проходит быстро, если есть надежда на

доброе утро!. Вы медлите, а ваша Валентина ждет? Нет, я

вас почту нерадивым в любви, а вы знаете, чего стоит укор

менестреля.

– Я не могу бросить тебя, девица, – ответил оружейник,

уже совсем оттаяв. – Будет просто убийством, если я по-

зволю тебе ночевать под открытым небом в феврале ме-

сяце, на злом шотландском ветру. Нет, нет, этак я плохо

сдержу свое слово, а если меня и поругают малость, это

будет справедливым наказанием за то, что я судил о тебе и

обращался с тобою не по твоим заслугам, как вижу я те-

перь, а согласно моим предрассудкам. Пойдем, девица, ты

получишь надежное и пристойное убежище на эту ночь, к

чему бы это ни привело. Я был бы несправедлив к моей

Кэтрин, если бы дал человеку замерзнуть насмерть для

того, чтобы часом раньше насладиться ее обществом.

Говоря таким образом и гоня от себя прочь боязнь

дурных последствий или кривотолков, какие мог породить

такой его поступок, храбрый Смит решил, не страшась

злоречья, приютить скиталицу на ночь в своем доме. Сле-

дует добавить, что он пошел на это с крайней неохотой, в

порыве великодушия.

До того, как наш доблестный сын Вулкана в благого-

вении устремил свои мечты на пертскую красавицу, при-

рожденная страстность натуры отдавала его под влияние не

только Марса, но и Венеры, и лишь благотворное действие

истинного чувства положило конец его распутным утехам.

Тем ревнивей оберегал он свою недавно завоеванную славу

постоянства, на которую его забота о бедной страннице

неизбежно должна была бросить тень. Да и смущали со-

мнения, не слишком ли смело подвергает он себя соблаз-

ну… Прибавьте к этому отчаяние оттого, что он и так уже

упустил половину Валентинова дня, который, по обычаю,

не только мог, но и должен был провести возле своей

подруги. Поездка в Кинфонс и разные последующие со-

бытия поглотили чуть ли не весь день, недалеко было уже

до вечерни.

Точно надеясь в быстрой ходьбе наверстать время, по-

неволе потерянное на предмет, столь далекий от стремле-

ний его сердца, он крупными шагами пересек сад доми-

никанцев, вышел в город и, прикрыв плащом нижнюю

половину лица, а шляпу нахлобучив так, чтобы спрятать и

верхнюю, с той же стремительностью двинулся боковыми

улочками и проулками в надежде дойти до своего дома в

Уинде, не попавшись никому на глаза. Но минут через де-

сять он спохватился, что молодой женщине, пожалуй, не-

легко за ним поспевать. Поэтому он оглянулся раз-другой в

сердитом нетерпении, которое вскоре сменилось стыдом,

когда он увидал, что, стараясь не отстать, она совсем вы-

билась из сил.

«Ну вот, полюбуйся, скотина ты этакий, – выругал

Генри сам себя. – Мне, конечно, к спеху, но разве у бед-

няжки от этого вырастут крылья? Да еще она тащит по-

клажу! Скажу по правде, где коснется женщины, там я

истинный невежа, я непременно окажусь дурак дураком,

когда искренне хочу сделать все по-хорошему…»

– Послушай, девочка, дай-ка я понесу твои вещи. Тогда

у нас дело пойдет быстрей.

Бедная Луиза хотела воспротивиться, но она так запы-

халась, что не могла произнести ни слова, и она позволила

добросердечному покровителю отобрать у нее корзиночку.

Увидав это, собака забежала вперед, встала на задние лапки

и, помахав передними, вежливо заскулила, как будто про-

сясь, чтоб и ее понесли на руках.

– Что ж, придется, хочешь не хочешь, взять и тебя, –

сказал Смит, видя, что бедная тварь устала.

– Фи, Шарло! – прикрикнула Луиза. – Точно ты не

знаешь, что тебя я могу нести сама!

Она попробовала подхватить спаниеля, но тот увер-

нулся и, подбежав к Смиту с другого боку, снова запро-

сился на руки.