–  Ни в коем случае!
– ответил я убежденно.
– Познания славного Викониуса (это имя я слышал впервые) поистине велики. Однако же существует древняя пословица о том, что две головы лучше одной. Есть множество разных болезней и недугов. Я осмелюсь утверждать, что ни один из знахарей не лечит одинаково хорошо их все. Для меня будет величайшим счастьем, если я сумею чем-то помочь маленькой принцессе.

В этот момент я отчетливо уловил мысль Виктора: попробовать стоит, всё равно терять уже нечего.

–  Хорошо, - сказал король.
– Вас проводят.

Он вызвал еще одного слугу и отдал нужные распоряжения. Засим я оставил Жерара наедине с правителем. Пусть решают свои вопросы, а у нас есть другие дела.

Проделав еще одно путешествие по лабиринту полутемных коридоров, мы поднялись на второй этаж. Здесь планировка была попроще. Некоторые залы не отгораживались стенами, и получались большие светлые холлы. Везде мягкие ковры, больше драгоценных штучек. Изящные статуи.

–  Здесь, - сообщил слуга, когда мы подошли к одной из дверей.
– Прошу подождать.

Он скрылся за дверью. До меня донеслись обрывки слов. Что-то там про короля и нового доктора. Затем слуга вернулся и пригласил:

–  Прошу.

Я шагнул внутрь.

Достаточно просторная комната была затемнена. Массивные шторы пропускали совсем мало света. В воздухе чувствовался неприятный запах трав и болезни. Спальню принцессы явно не любили проветривать.

Посреди комнаты стояла широкая кровать. И на этой кровати лежала, укрытая многочисленными одеялами, девочка.

Потом я заметил еще няньку, приосанившуюся на стуле рядом с кроватью и бросающую на меня враждебные взгляды. Старушка, видимо, уже насмотрелась на всяких докторов и желала лишь, чтобы и ее, и принцессу, оставили в покое. Но нянька меня не интересовала.

Состояние принцессы действительно было ужасным. Если бы я заранее не знал ее пол, то вполне мог ошибиться. Редкие волосы почти не скрывали кожу головы. Из-за впалых щек скулы неимоверно выдавались, делая лицо похожим на череп. Непропорционально большие - на общем фоне - глаза смотрели с безразличием.

Когда я вошел в поле зрения этих глаз, лицо девочки изменилось. Возникло странное для меня выражение. Юная принцесса словно узнала меня - но только на миг. Губы начали двигаться, изображая улыбку, и тут же прекратили движение. К девочке вернулась неподвижная маска прежнего безразличия.

–  Добрый день!
– произнес я. Нужно же было что-то сказать для начала, а приветствие "здравствуй" могло настроить принцессу на пессимистический лад, напомнив о состоянии ее здоровья.

–  Добрый, - еле слышно ответила она.

Хм. Не ожидал от нее учтивости. Когда человек смертельно болен, ему становится всё равно, что там подумают окружающие. Ее готовность общаться была для меня хорошим знаком.

Тогда попробуем дальше.

–  Ты не будешь возражать, если я открою окно?
– я обращался только к ней.

Но тут же вмешалась нянька.

–  Открывать окна запретили доктора, - проскрипела она категорично.

–  Это какие доктора?
– вежливо поинтересовался я у старушки.
– Те самые, которые довели ребенка до такого состояния?

Разговаривал я неторопливо. Нянька совсем уж приготовилась отвечать на первый вопрос, однако второй, очевидно, лишил ее слов. Старушка лишь нахохлилась и зафыркала, как чем-то подавившаяся ворона.

Я вернулся к принцессе.

–  Мне неудобно за собственную неловкость, но я так и не узнал твоего имени. Мы только-только приехали в столицу. На мне вон еще дорожная пыль осталась.

–  Ишь, доктор… - презрительно хмыкнула нянька.
– В грязищи весь.

Куда бы ее засунуть, чтобы не надоедала? С такими комментариями мы далеко не уедем.

Девочка, однако, проигнорировала замечание своей сиделки.

–  Луиза, - выговорила она так же тихо.

–  Луиза, - повторил я.
– Красивое имя. Ну а меня звать Азар. Я живу далеко на юге.

В глазах принцессы зажглись слабые искорки.

–  У моря?
– почти шепотом спросила она.

Я улыбнулся:

–  Нет, не так далеко… Но ты не возражаешь, если я открою окно?

–  Да, пожалуйста. Вам виднее.

Собравшись было идти к окну, я вновь остановился:

–  Ну, мне в темноте действительно видно хуже, чем на свету, только сейчас давай-ка решишь ты. Это твоя комната, а не моя.

И снова лицо Луизы чуть заметно изменилось. На нем проступило слабое удивление.

Это хорошо. Если мне нужно будет попрыгать на голове, чтобы еще хотя бы на волосок вернуть девочку к жизни, то я это сделаю. А такое настроение, как у нее теперь, только для умирания и подходит.