Весь обратный путь Наташа дулась на него, но срывалась почему-то на мне. Она гнусавила мне в самое ухо, чтобы не слышал шофер.

— Почему мы не могли остаться там? — обиженно шмыгая носом, вопрошала она у меня. — Ведь если бы не мы, то фиг бы они чего нашли. А теперь им опять достанется все самое интересное. Как он мог так себя повести? Я же знала, что нельзя верить мужчинам, а милиционерам тем более.

Бескорыстная Наташа не думала ни о каких материальных благах для себя. А ведь, как-никак, это она могла претендовать на лавры, а она только убивалась из-за того, что ей не дали поиграть в интересную игру. Более сильные дети отняли у нее эту возможность. У Наташки вообще сегодня были сплошные расстройства. С утра ушел муж, потом не дали покопаться на складе с оружием. Есть от чего распереживаться. Но выяснилось, и очень скоро, что про неприятности в личной жизни Наташа и думать забыла и горела жаждой мщения не вероломному мужу, а не менее вероломному капитану.

— Но он обещал сообщить нам обо всем, — постаралась я умиротворить ее, но все было напрасно.

— И ты ему еще веришь? — возмутилась она.

Потом выяснилось, что узнать все самой или из вторых рук — это не одно и то же. Я и сама об этом догадывалась, но только не могла так четко сформулировать. Наташа продолжала негодовать. Заговорщицки косясь на затылок шофера, она жарко шептала мне прямо в ухо, в котором от этого нестерпимо щекотало:

— Ни слова этому иуде о том, куда мы идем вечером. Иначе он все снова испортит своим появлением.

Мне-то очень хотелось, чтобы Степанов появился и смешал все карты в безумном пасьянсе моей подруги, но увы. Дружба дороже, чем какая-то там безопасность. И к тому же Степанов не появился у себя на рабочем месте до самого вечера, а оставлять ему сообщения о том, что Даша и Наташа едут к 12 часам в Катькин садик, я не стала, но была при этом очень недовольна собой.

Итак, мы, обе недовольные поведением друг друга, оказались в назначенное время в садике. Попасть в него стоило нам немалого труда. Ворота были закрыты, и нам пришлось лезть через ограду. Народу вокруг было… не скажу, что много, но любопытные всегда найдутся, было бы только зрелище. И проезжающие автомобилисты притормаживали, засмотревшись на двух особ женского пола, которые в глухую полночь штурмовали ворота, а затем и стены садика.

В самое темное время суток садик выглядел жутковато. Днем я бывала тут сотни раз, сидела рядом с иностранными туристами и горькими бомжами на лавочках, грелась вместе с ними под лучами солнышка или пила пиво с друзьями, когда мы, заморившись от гуляний по городу, решали передохнуть в тенечке. Здесь же играли в шахматы заядлые шахматисты, которые дома смертельно надоедали своим родным разговорами про партии и ходы, и те выгоняли их в садик. Бабушки шантажом выманивали пустые бутылки и мелочь у более обеспеченных и потому благодушных посетителей.

Но сейчас садик был пуст и темен. Из его недр доносились шорохи, от которых бросало в дрожь. Звезды тускло мерцали на черном бархате неба, но они были так далеки, что уверенности в себе у меня от их света не прибавлялось, а луна и вовсе не показывалась. Ветер гонял по земле пустые жестянки из-под джина и тоника, а также спрайта и кока-колы. Они перекатывались с прямо-таки потусторонними стуками и звяканьем. Кусты окружили нас со всех сторон плотным кольцом, а их ветки касались наших волос и лиц своими жухлыми листочками, словно пытаясь предостеречь от необдуманных шагов или просто удержать возле себя для дружеской и философской беседы.

Над центром садика высилась громада памятника. Темнота придала Екатерине Второй несвойственные ей черты упыря из страшной сказки. А придворные, примостившиеся у ее ног, угрожающе таращились своими бронзовыми глазами на незваных гостей, которые нарушили их интимное уединение с царицей. Чужих они допускать в свой круг не собирались. Деревья размахивали ветками под ударами ветра и плевать хотели на двух представительниц рода человеческого и проблемы, их терзающие. Грязь и лужи под ногами было не разглядеть, но мы точно знали об их присутствии здесь по смачному чмоканью наших ботинок.

Время перевалило за полночь, но никто не появился. Мы обошли памятник уже в который раз, и придворные уже смотрели на нас скорее устало, чем злобно.

— Может, мы не там ждем? — предположила Наташа.

— Если уж ждать, то только возле памятника, — ответила я.

Мы прождали еще с четверть часа, и я взбунтовалась:

— Я еду домой и тебе советую. Ждать больше нет смысла. Они нас обманули или просто не смогли прийти, но факт остается фактом. Их нет. Ты со мной согласна?

— Согласна, что ждать и правда нет смысла, но…

— Что еще за «но»?

— Я предлагаю уйти отсюда, но не домой.

— А куда? — наивно спросила я, а ведь знала, чего можно ждать от Наташки.

— Туда, — сказала Наташа, выразительно кивнув головой в сторону библиотеки, которая вырисовывалась справа от нас сквозь ажурную сетку кустов.

— Т-а-ак, — протянула я в растерянности, не зная, что полагается говорить в таких случаях.

Раньше у меня не было возможности попрактиковаться в разрешении критических ситуаций, и сейчас мне казалось самым правильным ехать домой, одной или в компании своей подруги, только обязательно домой. Но подруга не хотела, и мне не удалось бы отговорить Наташу от ее экстрабезумной затеи. Ее не остановит даже мысль о реально грозящем ей тюремном заключении в случае, если охрана обнаружит ее ночью в библиотеке. Но попытка не пытка, надо попробовать отговорить ее. Я утвердилась в этом похвальном намерении и приступила к делу: