– Пожалуй, что да. – И снова Адмирал посмотрел на меня более чем странно…

Грудастую и ногастую медсестричку по моей просьбе с дачи убрали. Очень уж она меня раздражала. Особенно по утрам, когда приходила делать мне очередной укол. Сама процедура впрыскивания в ягодицу чудодейственной сыворотки превращалась в нечто двусмысленное. Правда, моего Осипа (а навестил он меня в первый же день моего пребывания на новом месте) подобные мероприятия чрезвычайно веселили. Не знаю уж, откуда он за нами подсматривал, но всякий раз, выглядывая то из-под койки, то из-за шкафа, он со значением причмокивал мне губами, а руками изображал некие крутые обводы, которые, по всей видимости, согласовались у него с высшим проявлением женской красоты.

– Хотя – что ж… – изрекал он глубокомысленно после ухода медсестры, – Ангелина, конечно, тоже ничего…

Вообще по этой части, как я заметил, он вопреки светлому своему статусу был большим докой. А может, виной всему являлся его малый рост. Как известно, маленькие нередко слывут отменными ходоками налево, да и цинизма у них хватает. Осип же, как я уже говорил, излишними комплексами не страдал и, по его же собственным словам, мужчиной был «хоть куда и хоть когда».

Оказываясь наедине, мы частенько вступали в спор по поводу приоритета мужчин перед женщинами, и оказалось, что спорить с моим Отсветом дело крайне непростое. Осип был двумя руками за патриархат, и, отчаявшись, я однажды пересказал ему любимый мой фильм: «Кто поедет в Трускавец?» – про ловеласа, который нежданно-негаданно попадает в ловушку, которую сам же себе и устраивает, признавая, в конце концов, доминирующее положение сердца над разумом. Я не проводил никаких параллелей, однако на Осипа история произвела сильнейшее впечатление. Во всяком случае, в тот вечер разговоров про женский пол он не возобновлял. А когда в комнату внесли цветной телевизор, он немедленно устремился к нему, очевидно, надеясь тут же выловить в эфире фильм про Трускавец и тех, кто в него поедет. Но показывали какую-то полную даму, бюстом попирающую рояль, грудным контральто выдающую нечто заунывное. Мы слушали ее долго, с глубоким вниманием, а подытожил Осип концерт очень просто.

– Голосок так себе, а грудь отменная. Такую можно и дольше было бы показывать… А вот бы она его опрокинула! Смеху-то было!

– Кого его? – удивился я.

– Да рояль-то…

Вообразить подобное мог, разумеется, только он. Фыркнув, я поинтересовался.

– Лучше признайся, это ведь ты спалил документы в кабинете Питона?

Лоб Осипа исчертили искренние морщины.

– Документы? Какие документы?

– А что ты там жег?

– Так ведь темно было, откуда я знаю. Ну, скручивал какие-то бумажки, подсвечивал себе. Я же лекарства для тебя искал. А кнопок решил не касаться. У них там кругом сигнализация – вот и старался не включать свет!

– А зачем пепел в сейф положил?

Осип на минуту задумался.

– Следов, наверное, не хотел оставлять, – простодушно признался он. – Если бы все у стола оставил, сразу бы обнаружили. А так – хоть какое-то время выиграл.

– Ну, а с карточкой Поводыря что приключилось?

– Это ты брось! – Осип нахмурился. – Тут я стопроцентно чист!

– Но это ведь ты ему лист с инфарктом подсунул!

– Мало ли что я ему подсунул. От таких вещей люди не умирают!

– Но ведь умер же.

– А это уже у тебя надо поинтересоваться, отчего он умер. – Огрызнулся Осип. – Или у тени твоей. Отсветы, к твоему сведению, смертоубийством не занимаются.

Пусть странная, но логика в его словах действительно присутствовала. Я прекратил расспросы, тем более, что вслед за телевизором в палату вкатили столик с горкой фруктов. Тут были и сетчатые ананасы, и апельсины с бананами, и бордовые гранаты с черным переспевшим инжиром. Что-то кардинально менялось в окружающем нас мире. На лицах медперсонала все чаще мелькали улыбки, а люди в хаки как-то враз пропали. Не думаю, что их удалили вовсе, но, видимо, ребяткам велели держаться от нас на почтительной дистанции. И этим же вечером на территорию пансионата (так мы решили именовать это место) въехал лимузин Адмирала Корнелиуса. Мордоворотов в штатском он отпустил «пощипать травку», сам же, едва выбравшись из машины, быстрыми шагами устремился к подъезду навстречу встречающим его врачам.

– Поджарило – вот и засуетился, – с ехидцей заметил сидящий на подоконнике Осип.

– Ты бы лучше спрятался, не маячил, – посоветовал я. Говорил я это не без тайного умысла. Очень хотелось хоть раз своими глазами увидеть, как исчезает или появляется Отсвет. Однако ничего из моей затеи не вышло. В дверь коротко постучали, и я на секунду отвлекся. В этот самый миг Отсвет и растаял в воздухе.

– Господин Адмирал изволили явиться! – помпезно известил меня халдей в белом халате. Недовольный тем, что проглядел момент исчезновения Осипа, я ответил ему неприязненным взглядом. Таким же взглядом я встретил и ворвавшегося в комнату Адмирала.

– Вы знали все с самого начала! – с порога выпалил Корнелиус.

– Ну, положим, не все и не с самого начала, – я кивнул гостю в сторону кресла. – Присаживайтесь.

Он рухнул в кресло, сняв фуражку, платком утер взмокшее лицо. Чудо чудное свершилось: грозный и надменный интриган растерял всю свою спесь.

– Хорошо… – он шумно вздохнул и порывисто стиснул подлокотники. – Считайте, что вам удалось поставить меня на место.

– Очень этому рад.

– Я понимаю, что целиком и полностью виноват перед вами, а потому прошу принять мои извинения.

– Вы о покушениях?

– И о них тоже. Предлагаю поговорить более открыто.

Я пожал плечами.

– Говорите.

Он снова издал шумный вздох – точь-в-точь как корова, опустившая морду в ведро с вареной картошкой, неловко отвел взор в сторону.

– Наверное, я действительно виноват перед вами, но все равно! – глаза его впились в мое лицо. – Я точно знаю, что вы не тот, за кого вас принимают.

– А за кого меня принимают?

– Само собой, за Кандидата-Консула.

– Кто же я, по-вашему, на самом деле? Самозванец Лжедмитрий? Или очередная копия господина Хусейна?