Ник поднялся обратно на холм, к старой церкви посреди кладбища, и дождался темноты. В тот момент, когда сумерки сгустились и из серых стали фиолетовыми, со шпиля послышался шорох, словно кто-то перебирал складки тяжелого бархата. Это Сайлас выбрался из своего лежбища на колокольне и головой вперед спустился по шпилю.

– Что там, на дальнем конце кладбища?
– спросил его Ник.
– После Гаррисона Уэствуда, который «приходской пекарь», и его жен, Марион и Джоан?

– А что?
– спросил Сайлас, опекун Ника, отряхивая пыль с черного сюртука длинными белыми пальцами.

Ник пожал плечами.

– Просто интересно.

– Там неосвященная земля, - ответил опекун.
– Понимаешь, что это значит?

– Не очень, - сказал Ник.

Сайлас прошелся по тропинке, не задев ни одного опавшего листа, и уселся на каменную скамью рядом с Ником.

– Есть те, - вкрадчиво сказал он, - кто верит, что вся земля священна. Что она была священна еще до того, как пришли мы, и останется священной после нас. Но здесь, в ваших странах, церкви и земли, отведенные для того, чтобы хоронить людей, благословляют, чтобы они стали святыми. А отдельно за оградой оставляют неосвященные земли - их еще называют «землей горшечника» - где хоронят преступников, самоубийц и тех, кто не имел веры.

– Значит, те, кто похоронен в земле по ту сторону ограды - плохие люди?

Сайлас приподнял безупречно ровную бровь.

– Хмм… вовсе нет. Если подумать, давненько меня не ставили в тупик простым вопросом. Пожалуй, я не смогу сказать, что кто-то из них был особенно ужасным грешником. И не стоит забывать, что в давние времена тебя могли повесить, если ты стащил всего один шиллинг. И потом, всегда есть люди, которые считают, что их жизнь настолько невыносима, что лучшее, что они могут с ней сделать - приблизить ее конец и перейти на другую грань существования.

– То есть они себя убивают?
– спросил Ник. Ему было лет восемь. Он был наивен и любознателен, но неглуп.

– Именно так.

– И у них получается? Когда они умирают, они становятся счастливее?

Сайлас неожиданно улыбнулся - так широко, что показались клыки.

– Иногда. По большей части - нет. К примеру, есть люди, которые считают, что им жилось бы лучше, если бы они уехали куда-нибудь в другое место, а приехав туда, понимают, что ничего не вышло. Куда бы ты ни отправился, от себя не уйти. Если ты меня понимаешь.

– Вроде понимаю, - сказал Ник.

Сайлас потрепал мальчика по голове.

Ник спросил:

– А как насчет ведьмы?

– Ну да, конечно, - вздохнул Сайлас.
– Самоубийцы, преступники и ведьмы. Те, кто умер, не получив отпущения грехов.

Он поднялся на ноги - полуночная тень в сгустившемся сумраке.

– Одни разговоры, - заявил он, - а я еще даже не завтракал. Смотри не опоздай на урок.

Серые кладбищенские сумерки заполнили то место, где он только что стоял полуночной тенью, раздался бархатный вздох, и Сайлас исчез.

Когда Ник подошел к склепу мистера Пенниуорта, уже вставала луна, и Томас Пенниуорт («лежит здесь в надежде на благостное воскресение») уже ждал его, пребывая не в самом лучшем расположении духа.

– Ты опоздал, - сказал он.

– Извините, мистер Пенниуорт.

Пенниуорт неодобрительно поцокал языком. На прошлой неделе он преподавал Нику Элементы и Гуморы, и его ученик никак не мог запомнить, что есть что. Ник ожидал, что сейчас ему устроят контрольную, но вместо этого мистер Пенниуорт сказал:

– Думаю, самое время потратить несколько дней на практические занятия. Время-то идет.

– Неужели?
– спросил Ник.

– Боюсь, что так, мастер Оуэнс. Ну-с, как у тебя дела с исчезанием?

Ник очень надеялся, что как раз это и не спросят.

– Нормально, - сказал он.
– То есть… вы же знаете.

– Нет, мастер Оуэнс, не знаю. Не соизволите показать?

У Ника екнуло сердце. Он глубоко вздохнул, напрягся, зажмурился и изо всех сил попытался исчезнуть.

Это не произвело на мистера Пенниуорта особого впечатления.

– Фу! Это не то. Совсем не то. Учись ускользать и исчезать, мальчик мой, как то подобает мертвым. Ускользать сквозь тени. Исчезать из виду. Давай еще раз.

Ник, напрягшись еще сильнее, попробовал еще раз.

– Ты исчез ровно настолько, насколько исчез твой нос, - заявил мистер Пенниуорт.
– А твой нос чудовищно заметен. Равно как и все остальное. Равно как и весь ты, целиком. Во имя всего святого, очисти ум от всяких мыслей. Давай. Ты - безлюдная улица. Ты - пустынный коридор. Ты - ничто. Тебя не увидать глазами. Тебя не удержать умом. Тебя здесь нет - нет никого и ничего.