– Ты берешь с караванщиков пошлину?

– Нет.

– Как это нет? Вот у меня твоя учетная грамота. Написано – с Абдула двести, с Хварида – сто пятьдесят. Что означают эти числа?

– Так то плата, князь. Как же – они же делают остановку у нас, так если с них не брать плату, то это будет непорядок.

– Значит, берешь пошлину.

– Нет, князь, пошлину я не беру.

– Понятно. Так вот, когда ты берешь с них плату, ты какими расчетами руководствуешься? Вот к примеру, с Абдула двести – а почему не сто?

– Сто – мало, князь.

– Почему?

– Да сам посуди, князь. С караванщика сто – это смешно даже.

– А почему тогда не триста?

– А триста – это много. Не дадут, будут в обход ездить, тогда совсем ничего не получу. А надо, чтобы по совести. Я человек честный, говорю все как есть.

– А почему с Хварида ты взял меньше, чем с Абдула?

– Хварид очень жадный и свирепый, князь. С него двести запрашивать опасно.

– А что ты делаешь с деньгами, которые они тебе платят?

– Ну, как … – Урж замялся. Он не ожидал, что князь проявит вдруг такую неделикатность. Семейный бюджет – святая святых. Кому какое дело, как тратит человек свои деньги. – Ну … Что-то в сбережение идет, а что-то на расходы. Недавно расходов стало больше – кроты половину урожая съели, так смерды цены подняли – сил никаких нет, князь. К тому ж супруга моя, князь … – Урж помрачнел и рассердился на супругу, и пообещал себе, что обязательно ввернет про неверность, – захотела, чтобы крышу черепицей крыть. А черепица – нежный материал, все время чинить надо. С соломой-то проще – как прохудится, так сразу всю крышу заменил, и еще год – никаких забот.

– Ну, хорошо, подожди, не болтай попусту, – сказал Ярослав. – Скажи лучше, по совести … Хмм…

– Я, князь, всегда по совести.

– Вот и скажи мне по совести, какая выгода городской казне от караванов?

– Казне-то, князь? – переспросил Урж, забывая о наставлениях Жискара.

– Да.

– Ну, как же, князь … Прямая выгода казне. Караванщикам ведь есть-пить надобно, да и товар свой они подкармливают. Кнеррир да телеги чинят, одежду латают. Всем горожанам работа находится, и есть из чего десятину-то платить, в казну-то.

– А посадник не возражает, что ты с караванщиков берешь плату, а с ним не делишься?

– А зачем мне с ним делиться? – Дядька Урж растерялся. – Он сам с них берет.

– Отдельно?

– Разумеется отдельно, князь. Я в дела посадника не вмешиваюсь.

– А священник вас с посадником не попрекает?

– Попрекает, князь.

– Что же он вам говорит?

– Что погрязли мы во грехе великом, и он вместе с нами.

– А с ним вы не делитесь?

– Чем, князь?

– Деньгами караванщиков?

– Да помилуй, князь! Он больше нашего с них берет.

Ярослав вздохнул.

– А сколько тебе посадник платит, Урж, за исполнение обязанностей?

– Платит? Зачем же ему мне платить? – удивился Урж. – У меня должность доходная. Если бы я требовал за нее плату, это был бы разбой. А я человек честный, все у меня по совести, это все знают, кого хочешь спроси.

Сколько ему лет, подумал Ярослав – тридцать пять, сорок? Вся сознательная жизнь прошла во время моего правления. Что толку издавать законы, если все судят по совести, а совесть у всех разная?

– А что за драка была давеча у пристани? – спросил Ярослав.

– Драка?

– Есть убитые.

– А, так то у Марвы везомые начали проказить.

– Кто такая Марва?

– Марва – это литовец.

– Караванщик?

– Да, князь.

Урж решил, что настал момент вывести князя к нужной ему теме о восстановлении справедливости, но именно в это время, к досаде его, в занималовке появились Жискар и какой-то толстый малый с недовольным лицом.

– Князь, прости, что врываюсь, этот человек привез тебе важные сведения.

– Да уж, – добавил толстый, словно сомневаясь, что одному Жискару князь не поверит и нужно подтверждение с его стороны.

Ярослав кивнул.

– Урж, я приму тебя позже, – сказал он.

– Пойдем, – Жискар взял Уржа за плечо.

– Но я еще не досказал князю…

– Потом доскажешь. А еще лучше – напишешь. Ты ведь грамотный? Ну так вот, – Жискар настойчиво вел Уржа к двери. – Поместим тебя в острог за ослушание и нарушение, и будет у тебя время все осмыслить, во всем признаться…