Шрифт:
– Гостемил из рода Моровичей.
– О! – стражники переглянулись.
– Видел я Гостемила не единожды, – авторитетно сказал один. – Нисколько ты на него, девушка, не похожа. А вот мы тебя теперь возьмем под белы руки да сунем до дальнейшего разбирательства в погреб.
Они придвинулись к ней вплотную. От них пахло чесноком и потом, и было их пятеро. Ширин коротким ударом уложила одного, а выхватить сверд ей не дали. Ее повалили и стали заламывать руки за спину.
– Сильная, хорла, – сказал один, едва удерживая правое запястье Ширин обеими руками.
Другой, пытаясь удержать левое запястье, понял, что не удержит, что Ширин сейчас вырвется, разозлился, и въехал ей коленом в бок несколько раз подряд. Ширин сделала отчаянную попытку подняться, но третий страж сел сверху ей на арсель и быстро связал заломленные руки толстой колючей веревкой. Ее взяли за волосы, подняли на ноги, сняли с нее сленгкаппу и бальтирад со свердом.
– Гадина, ведьма, – сказал один.
Ударенный поднялся, подошел к Ширин, и с размаху ляпнул ей кулаком в глаз – она успела слегка отклониться, и удар пришелся в скулу.
– Посадим ее покамест в землянку, – сказал кто-то. – А через два часа нас сменят, так и поквитаемся.
***
Лель ждал в кроге уже целый час. Сколько можно торчать у князя? О чем она говорит с князем? Неужто Ярослав стал разговорчив последнее время с молодыми девушками? Еще через полчаса он заподозрил, что с Еленой что-то случилось. Вспомнилась катающаяся по полу домика грамота. Расплатясь с хозяйкой, он вышел из крога и спокойным шагом направился к детинцу. Каждый опытный охотник знает, что на бегу внимание рассеивается. Медленно идешь – больше видишь. Слева несколько горожан спешили по своим вселенской важности делам. Справа, в ста шагах от детинца, обнаружилась группа из четырех человек, что-то возбужденно обсуждающих.
– Врагами подослана, говорю вам! – сердился один из них.
– А силища какая! – восхищенно замечал другой. – Ребята еле с нею впятером справились.
– Да нет же, она их просто оскорбила!
– Нет, подослана!
Лель еще немного послушал и двинулся дальше. Подойдя к воротам детинца, он слегка приподнял левую руку, приветствуя стражей.
– Здравствовать вам, люди мелкие, – холодно сказал он им. – Князь в детинце?
Один из стражей его узнал и остановил другого, собравшегося было хамить.
– Здравствуй, молодой болярин. Да, князь в детинце, и Жискар там же.
– Об этом я тебя не спрашивал. Мне нужно видеть князя.
– Князь занят нынче.
– И об этом не спрашивал, – тем же холодным тоном заметил ему Лель. – Проводи меня к князю.
– Нельзя.
– Что ж, – сказал Лель задумчиво. – Не по своему желанию я сюда прибыл, князь меня пригласил. Скажи ему при случае, что Лель приходил, да не пустили его.
– Я выполняю свой долг, – не очень решительно возразил ратник.
– У твоего подлого сословия не может быть долгов – а только послушание и непослушание. За послушание плата. За непослушание тоже, только другая. Всего хорошего.
Он повернулся и пошел прочь. Стражник, чуть помедлив, кинулся за ним.
– Болярин! Болярин!
– Что тебе?
– Меня зовут Бобровый Ус.
– С чего ты взял, что мне это интересно?
– Болярин…
– Оставь меня, смерд.
– Болярин, прости меня, у меня … на меня…
– Ты мне надоел.
– Болярин, пойдем, я провожу тебя к князю.
Лель остановился и некоторое время надменно смотрел на стражника, который все больше и больше робел под взглядом высокородного отпрыска.
– Пойдем, а?
– Ладно, пойдем, так и быть.
Лель покачал головой, удивляясь невероятной тупости низших сословий, и последовал за Бобровым Усом. Тот не только провел его в детинец, но и сделал знак стоящим у входа в терем, чтобы пропустили безоружного молодого человека, одетого в мятую, но богатую, одежду. Один из стражей вызвался довести Леля до занималовки и постучался. Жискар открыл дверь.
– Ого, – сказал он, и прибавил тихо, – Ты что, парень, умом тронулся? Тебе жить надоело?
– Дай пройти.
– Кто там, Жискар? – послышался голос Ярослава.
– Уходи, пока беды не случилось, – тихо сказал Жискар.
– Дай пройти, – повторил Лель.
Жискар посторонился. Лель вошел в занималовку и неспешным шагом подошел к столу. Ярослав побледнел от гнева.
– Я, вроде бы, говорил тебе, чтобы ты не смел показываться мне на глаза. Говорил?
– Я думал, князь, это только к Киеву относится.