Естьли подозрваютъ, Г. мой, что сердце мое разположено въ пользу другаго; то какая еще надежда быть можетъ для Г. Сольмса?

Слушай только, возразила моя тетка, слушай, что Г. Сольмсъ будетъ читать, и о чемъ тебя увдомить можетъ.

Естьли Г. Сольмсъ объявитъ мн, что не иметъ въ томъ ни какого пристрастія, то съ великою охотою буду слушать; но естьли же подастъ мн о томъ другія мысли, то позвольте мн сударыня ему сказать, что сія самая причина должна весьма ослабить въ разум моемъ то, о чемъ онъ хочетъ мн читать или увдомить.

Слушай только, новторила моя тетка.

Какъ! Ты не хочешь его слушать, сказалъ мн дядя? Ты столь скоро вступаешься за…

За всхъ тхъ, Г. мой, коихъ обвиняютъ безъ имянными письмами и безъ всякихъ причинъ.

Г. Сольмсъ началъ читать свое письмо. Письмо, какъ казалось содержало въ себ великое множество обвиненій противъ того нещастнаго виновника; но я прервала безполезиое сіе чтеніе. Я тому не виновата, сказала я, естьли тотъ, коего обвиняютъ, не столько ко мн равнодушенъ какъ такой человкъ, котораго я никогда не видала. Я не изъясняю, какія имю къ нему чувствованія; но естьли они и таковы, какъ ихъ почитаютъ, то надлежитъ приписать оныя страннымъ средствамъ, коими желаютъ оныя предупредить. Пусть согласятся на мое предложеніе, я желаю провождать мою жизнь въ двств, но онъ для меня никогда не будетъ боле значить, какъ и Г. Сольмсъ.

Мой дядя вторично просилъ Г. Сольмса читать письмо; а меня принуждалъ слушать. Къ чему послужитъ его чтеніе, сказала я? Можетъ ли онъ отречься, что не иметъ при томъ какихъ намреніи? Впрочемъ о чемъ же хуждшемъ можетъ онъ меня увдомить, какъ не о томъ, что я безпрестанно съ нсколькихъ мсяцовъ слышать принуждена? Такъ, сказалъ мн мой дядя; но онъ можетъ подать теб и доказательства при семъ дл. И такъ безъ доказательствъ, знаю сказала я, что хулили до сего времени свойства Г. Ловеласа. Я васъ прошу Г. мой, не подавать мн о немъ излишне хорошаго мннія; вы можете симъ понудить меня принять оное, когда уже я вижу съ какимъ рвеніемъ хотятъ, чтобъ его представилъ виновнымъ его противникъ, которой нимало не старается о своемъ исправленіи, и которой мыслитъ только о томъ, чтобъ самому себ оказывать услуги.

Я вижу ясно, сказалъ мн дядя, твое предъубжденіе, глупое твое предъубжденіе въ пользу такого человка, которой ни какого не иметъ образованія нравовъ. Моя тетка присовокупила къ тому, что я весьма оправдала ихъ опасеніе, весьма удивительно, говорила она, что честная и добродтельная молодая особа иметъ столько почтенія къ человку совершенно противныхъ свойствъ.

Я возразила съ равномрною торопливостію: любезнйшая тетушка, не длайте противъ меня столь опрометчиваго заключенія. Я почитаю Г. Ловеласа весьма отдаленнымъ отъ добродтели, коей исполненіе вра ему долгомъ предписываетъ; но естьлибъ всякой къ нещастію своему былъ примчаемъ во всхъ обстоятельствахъ своей жизни, и при томъ такими особами, кои стараются находить въ немъ недостатки, то не знаю, кто бы тогда могъ сохранить доброе о себ имя. Я люблю добродтельныя свойства, какъ въ мущинахъ, такъ и въ женщинахъ. Я оныя почитаю равномрно нужднымъ для обихъ половъ, и естьли бы я имла волю разполагать собою, то предпочла бы оныя достоинству государя, неимющаго столь драгоцннаго сокровища…

Но къ чему оное относится, прервалъ мой дядя…

Позвольте мн, Г. мой, сказать, что безчисленное множество людей, кои избгаютъ таковой критики, не боле имютъ права требовать похвалы. Я могу примтить что и самъ Г. Сольмсъ не можетъ быть совершенно безъ недостатковъ. Слухъ о его добродтеляхъ еще никогда до меня не доходилъ. Я слышала о нкоторыхъ его порокахъ… извините, Г. мой; вы здсь теперь находитесь… То мсто священнаго писанія, гд сказано: верзи первый камень; представляетъ весьма изящное наставленіе.

Онъ потупилъ голову, не произнося ни единаго слова.

Г. Ловеласъ, продолжала я, можетъ быть иметъ такіе пороки, коихъ вы не имете. А вы можетъ быть имете другіе, коихъ онъ не иметъ. Я не намрена обвинять васъ, ни защищать его. Не бываетъ ни зла, ни добра безъ какой нибуть примси.

Г. Ловеласъ, напримръ, слыветъ непримиримымъ человкомъ, и которой ненавидитъ моихъ друзей; я не боле за то его почитаю. Но да позволено будетъ мн сказать, что и они не мене его ненавидятъ. Самъ Г. Сольмсъ не безъ сихъ проступокъ; я говорю о томъ, что онъ къ собственнымъ своимъ сродственникамъ иметъ отвращеиіе? Я не думаю, чтобъ ето былъ ихъ проступокъ, по тому что они весьма хорошо живутъ съ протчею фамиліею. Но они могутъ такъ же имть и другіе пороки; я не скажу что омерзительнйшіе, ибо сіе кажется невозможнымъ. Извините меня Г. мой, еще повторяю. Но какъ должно думать о такомъ человк, которой гнушается родною своею кровью?

Вы неизвстны о томъ, сударыня. Ты того не знаешь, племянница; ты не знаешь Клари; вс трое мн сіе вдругъ отвчали.

Можетъ быть, что я того не знаю; да и не желаю о томъ знать, по тому что никакого не имю въ томъ участія. Но когда его публика обвиняетъ, Г. мой, и естьли публика несправедливо обвиняетъ одного, то не можетъ ли она такъ же и другаго опорочивать. Вотъ что я изъ всего того заключить могу; я присовокуплю только то, что величайшей недостатокъ въ достоинствахъ состоитъ въ томъ, чтобъ помрачать свойства другаго, дабы прославить свое собственное.

Весьма мн трудно изобразить теб видъ его смущенія розпрастранившейся по всей его гнусной фигур. Я думала, что онъ заплачетъ. Вс его черты, казалось перемнились отъ напреженія его и кривлянія. Ротъ его и носъ уже боле не казались посреди его лица. Естьли бы хотя мало имлъ онъ ко мн жалости, то конечно бы и я почувствовала къ нему оную.

Они вс трое смотря другъ на друга молчали. Я примтила изъ глазъ моей тетки, что она нимало бы не сердилась, когдабъ могла имъ дать выразумть, что одобрила все мною сказанное; и когда она начала говорить, то слабо меня хулила, что я не хочу выслушать Г. Сольмса. А что касалось до него, то онъ не имлъ уже такой охоты принуждать меня къ слушанію; дядя мой сказалъ, что не возможно меня привесть въ разумъ. Словомъ, я бы конечно привела ихъ обоихъ въ молчаніе, естьли бы мой братъ не возвратился къ нимъ на помощь.