Я хочу начать сіе дло при первомъ случа. Я стану примчать надъ всми ея шагами; я каждую минуту примчать то буду, дабы поймать въ сти то, что хочу, тмъ боле, что она не щадитъ меня нимало, что она употребляетъ въ свою пользу все то, что ей ни представляется для моего мученія, и что впрочемъ она меня не почитаетъ, и не надется никогда видть меня честнымъ. Если Кларисса есть женщина, если Кларисса меня любитъ; то я ее поймаю хотя единожды въ проступк. Любовь измняетъ тмъ, которые ею заражены. Когда любовь внутри, а Ловеласъ извн: то она будетъ боле еще, нежели женщина, или я стану гораздо мене человка, если не останусь побдителемъ.

Теперь, Белфордъ, ты извстенъ о моихъ намреніяхъ, Кларисса моя, она еще боле пренадлежать мн будетъ. Хотя бы бракъ состоялъ и въ моей власти, но кто же меня станетъ хулить за стараніе, если я не могу быть иначе ея побдителемъ? Если я не успю въ моемъ предпріятіи; то ея слава получитъ отъ того новой блескъ, и моя довренность впредь будетъ совершенне. Тогда то она будетъ достойна, чтобъ я пожертвозалъ ей моею вольностію, и чтобъ весь ея полъ оказывалъ ей величайшія почести.

Можешь ли теперь вникнуть во все содержаніе моего предпріятія? Ты долженъ его видть такъ какъ въ зеркал. Впрочемъ ни слова.

Да не обнаружится тобою моя тайна, хотя и во сн. Никто не сомнвается, чтобъ она не была моею женою. Она будетъ таковою, когда я теб дамъ слово. Въ ожиданіи того, я стану притворяться въ исправленіи себя, и если я могу привезть красавицу въ Лондонъ; то кто ни есть изъ нашихъ любимцевъ избавитъ меня отъ сего принужденія. Я уже сказалъ все.

[въ отвтъ на письма писанныя 8 и 14]

Умрь свое безпокойствіе. Дражайшая моя пріятельница о небольшихъ распряхъ, возстающихъ между моею матерью и мною. Я тебя увряю, что мы не мене отъ того другъ друга любить будемъ. Еслибъ моя матушка не употребляла меня единственно для оказанія своего гнва, то надлежало бы ей обратить оный на кого ни есть другаго; и не весьма ли я странная двица? Лиши насъ сего случая, но вмсто того получимъ мы множество иныхъ. Ты часто отъ меня слыхала что ето старинная между нами привычка, и ты конечно сіе узнала отъ самой меня; ибо когда ты была съ нами; то имла искуство содержать насъ въ совершенномъ согласіи. По истинн, я всегда тебя боле страшилась, нежели ее; но любовь сопровождаетъ сей страхъ. Твои укоризны изъявляютъ наставленіе и кротость, кои необходимо производятъ впечатлніе въ великодушномъ свойств. Образецъ моей матушки весьма различенъ:,,Я то хочу. Я приказываю: слышишь ты? Не лучше ли я знаю, что для тебя приличне? Я не могу терпть, чтобъ меня не слушали.,, Какъ же можно двиц хоть нсколько свдущей, безпрестанно слышать такія слова, и не быть мдлительною въ повиновеніи?

Не совтуй мн, дражайшая моя, повиноваться моей матушк, когда она мн запрещаетъ имть съ тобою переписку. Сіе запрещеніе несправедливо, и я уврена, что сіе не произходитъ отъ собственнаго ея разсужденія. Старой твой дядюшка, коего посщенія стали гораздо чаще, нежели прежде; будучи понуждаемъ къ тому твоимъ братомъ и сестрою, составляетъ единый предмтъ онаго. Въ такомъ разстояніи, въ какомъ они отъ тебя находятся, уста матушки моей составляютъ какъ бы слуховую трубу, посредствомъ коей слышны ихъ слова. Еще повторяю, что сіе запрещеніе не можетъ произойти отъ собственнаго ея чувствія. Но когда бы оно и отъ нее произходило; то какая можетъ быть опасность для двицы будучи въ моихъ лтахъ, писать къ особ своего пола? Старайся избгать печали и безпокойствія могущихъ теб причинить великое пораженіе, дражайшая моя пріятельница, и навести мчтательныя прискорбія. Если ты имешь охоту писать, я имю равномрную же, и во всхъ случаяхъ буду къ теб писать не взирая на вс ихъ жалобы. Не наполняй своихъ писемъ никакими укоризнами ни обвиненіями относительно къ самой себ. Ето несправедливо. Я чистосердечно бы желала, чтобъ твоя Анна Гове, которая находится въ дом своей матери, была бы хотя въ половину толико добродушна, какъ Кларисса Гарловъ, которая изгнана изъ дому своего родителя.

Я ничего не скажу о твоемъ письм къ Белл, пока не увижу слдствій онаго. Ты надешься говоришь, ты, несмотря на мои сомннія, что теб пришлютъ деньги и твое платье. Хотя съ великимъ сожалніемъ, но увдомляю тебя, что когда по причин твоего письма собрался совтъ; то твоя матушка была одна, которая изьявила свое мнніе въ твою пользу и услышала такія опроверженія, которыхъ преодолть была не въ состояніи. И такъ я неотмнно требую, чтобъ ты приняла мои представленія, и изъяснила бы мн о всемъ томъ, чего впрочемъ у тебя недостаетъ, дабы я теб могла оное переслать.

Не надйся примиренія, которое принуждаетъ теб пренебречь случай положиться на такого покровителя, каковъ твой Ловеласъ, въ качеств мужа. Я покрайней мр воображаю себ, что если ты тогда будешь опасаться какой ни есть обиды; то конечно сіе будетъ токмо отъ него. Какія должны быть его намренія, когда онъ упускаетъ т обстоятельства, въ коихъ не можно его подозрвать, не узнавши причины? Я тебя не хулю. Ты конечно не могла иначе изъясняться, какъ молчаніемъ и краскою, когда сей безумной отркся, даже и въ своей покорности отъ тхъ правилъ, которые ты ему предписала находясь къ другомъ положеніи. Но, какъ я уже нсколько излишне сказала; то опасаюсь, чтобъ темъ не внушить въ тебя страха… Впрочемъ, я тебя увряю,что ты его нимало не щадила.

Я теб сказала въ послднемъ моемъ письм, что роль, которую ты должна выдержать чрезвычайно трудна. Я присовокупляю, что ты имешь весьма нжную душу, въ разсужденіи такого поступка. Но когда любовникъ возвышенъ, то Героиня долженствуетъ быть унижена. Онъ съ природы гордъ и наглъ. Я не знаю, не должна ли и ты послабить его гордости, которую онъ называетъ своею честію, и не лучше ли будетъ нсколько боле вникнуть въ его поступки. Я покрайней мр желала бы, чтобъ сожалнія о твоемъ свиданіи и прочія жалобы были прекращены. Къ чему служатъ сожалнія, дражайшая моя? онъ ихъ никогда не снесетъ; и ты не должна надяться, чтобъ онъ ихъ могъ снесть.