Основаніе такой рчи мн понравилось, и ето великое его щастіе, иначе я бы потребовала у него изъясненія слова одобрять, и спросила бы изъ чего онъ взялъ, что я его терпть буду. Ты видишь, моя любезная, что такое есть порожденіе мущинъ; лишь успешь дать имъ случай одолжить тебя, они тотчасъ берутъ право одобрять наши поступки, въ чемъ повидимому заключается также право и опорочивать, когда имъ за благо разсудится.

Я сказала матушк, сколько ты желаешь помириться съ твоимъ смействомъ, и сколько ты независима отъ Г. Ловеласа. Слдствіе, сказала она, можетъ заставить насъ судить о второмъ пункт. Касательно до перваго, она то знаетъ, и ее мнніе также, что ты неиначе надется можешь примиренія, какъ возвратившись въ замокъ Гарловъ, однакожъ безъ всякаго права налагать условія. Ето врнйшій способъ, прибавила она, для доказательства твоей независимости. Вотъ твоя должность, моя любезная, по мннію моей матери.

Я полагаю, что первое твое письмо надписанное къ Г. Гикману, придетъ мн изъ Лондона.

Твоя честь и безопасность однимъ предмтомъ моихъ молитвъ.

Я не понимаю, какъ ты поступаешь въ перемен платья.

Мое удивленіе умножается, видя упорство твоихъ родственниковъ въ оставленіи тебя въ нужд. Я не понимаю, какія могутъ быть ихъ намренія? Хочешь, или не хочешь, они тебя бросаютъ въ его объясненіяхъ.

Я посылаю письмо черезъ Роберта, чтобы не терять времени, и повторяю теб предложеніе моихъ усердныхъ услугъ. Прощай, мой любезный, мой несравненный другъ.

Анна Гове.

Въ Четвертокъ 20 Апрля.

Я бы сочла себя недостойною твоей дружбы, естьлибъ самыя важныя пользы мои не оставляли мн довольно времени для изъясненія въ краткихъ словахъ моему любезному другу, сколько я не похваляю ея поведеніе, когда великодушіе ея препятствуетъ ей познать свою ошибку, но отъ которой я должна бы бол другихъ страдать, потому, что я была причиною оной.

Ты знаешь, что меня огорчаютъ раздоры твои съ твоею матерью, и говорить, чтобы я избавила себя отъ труда теб о томъ повторять.

Прежде, моя любезная, ты не того желала. Ты мн часто повторяла, что дружба твоя ко мн умножалась, когда я теб выговаривала твою излишнюю запальчивость, отъ которой разсудокъ твой научалъ тебя остерегаться. Хотя я въ нещастіи, хотя упала въ проступокъ, хотя смыслъ мой не пространенъ, однако теперь стою вниманія, потому, что я могу говорить о себ такъ свободно, какъ о другомъ; и когда моя погршность длается заразительною, когда она тебя вводитъ въ запрещенную переписку; пребуду ли я въ молчаніи противъ неповиновенія, котораго слдствія, какія бы он не были, увеличатъ мое заблужденіе, и изъ дурнаго корня произведутъ дурныя отрасли?

Душа полагающая свою славу въ постоянств и твердости благороднаго дружества твоего, дружества неколебимаго щастіемъ и умножающагося съ злоключеніями любимой особы, сія душа должна быть неспособною заключать въ дурную сторону предохраненія или совты друга, къ которому она питаетъ столь отличныя чувствованія. И такъ вольность, которую я беру, не требуетъ извиненія; тмъ боле, что въ настоящемъ стеченіи случаевъ, она есть дйствіе совершеннаго безкорыстія и клонится даже къ лишенію меня одного оставшагося мн утшенія. Твой огорчительный видъ, разорваніе межъ рукъ матери письма, которое она имла право читать, сожженіе онаго при ея глазахъ, какъ ты сама признаешься; отказъ видть человка, который расположенъ теб повиноваться въ услуженіи твоему нещастному другу, и сей отказъ, единственно для досажденія твоей матери; думаешь ли ты, моя любезная, что бы вс такія ошибки, составляющія только половину тхъ, въ которыхъ ты признаешься, были простительныя въ особ свдущей въ своихъ должностяхъ?

Матушка твоя была прежде ко мн расположена. Довольно и той причины, чтобы не огорчить ее теперь, когда я въ ея мысляхъ потеряла по справедливости ея уваженіе. Хорошія и дурныя предубжденія никогда совершенно не истребляются. Какъ можетъ заблужденіе, въ которомъ собственная польза ея не страдаетъ, столько поразить ее чтобъ во все отъ меня удалило.

Ты говоришь, есть другія должности, кром природныхъ. Согласна: но сія должность первая изъ всхъ; она нкоторымъ образомъ, существовала прежде твоего бытія, и какая другая должность не должна уступить, когда ты ихъ полагаешь въ равновсіи?

Ты уврена, что он могутъ согласиться. Мать твоя думаетъ иначе. Какоежъ заключеніе должно здлать изъ сихъ предложеній.

Когда мать твоя видитъ, сколько страдаетъ моя слава отъ нещастнаго поступка, на которой я пустилась, я, о которой вс имли лестнйшія надежды, не иметъ ли она причины страшиться о теб? одно зло раждаетъ другое; и какъ она узнаетъ, на чемъ остановятся столь плачевные успхи?

Кто предпринимаетъ на себя извинять погршности другаго, или старается ихъ уменьшить, не подаетъ ли тотъ причину сомнваться о немъ, что онъ слабъ или соучастникъ? И строгіе опорочиватели не подумаютъ ли, что въ такихъ же обстоятельствахъ и съ тми же побужденіями, онъ бы былъ способенъ къ равнымъ погршностямъ.

Оставимъ въ сторон чрезвычайныя гоненія мною претерпнныя; человческая жизнь можетъли подать ужаснйшій примръ того, что со мною случилось въ короткое время, для убжденія родителей въ необходимости неусыпно надзирать надъ своею дочерью, какое бы она ни подавала мнніе о своемъ благоразуміи?

Сія неусыпность не боле ли нужна отъ шестнадцати до дватцати одного года, нежели во всякое другое время женской жизни? Между сими лтами мы начинаемъ привлекать на себя глаза мущинъ, и длаемся предмтами ихъ стараній или нападеній; и не въ то ли самое время мы пріобртаемъ своимъ поведеніемъ добрую или дурную славу, которая почти неразлучно насъ сопровождаетъ до гроба?