Псня распадается на два элемента: 1) угроза и 2) описаніе обряда. Угроза первоначально производилась различными орудіями. Какъ приростала къ угроз дйствіемъ угроза словесная, мы видли выше (стр. 144). Такимъ образомъ, опять вся псня выросла изъ обряда. Для пониманія послднихъ двухъ строкъ -

315

Значитъ, во время паханія сялся песокъ. Обрядъ сянія песка въ проведенную борозду сохранился въ Курской, Орловской, Воронежской губ. Песокъ сютъ вдовы, а сохой управляетъ двка, ршившая не выходить замужъ. Везетъ соху баба-неродиха1). Такимъ образомъ все символизируетъ безплодіе. Въ первой псн этотъ обрядъ далъ лишь только лишнюю деталь въ описаніи. Во второй — изъ него уже родился мотивъ невозможности, широко практикующійся въ заговорахъ. Иногда въ обряд опахиванія вмсто угрожающихъ орудій появляются иконы и свчи. Сообразно съ этимъ измненіемъ характера процессіи измняется и псня.

Это уже результатъ воздйствія христіанскихъ понятій на дохристіанскій обрядъ и псню. Развитіе псенъ-заклинаній отъ смерти совершалось или задолго до христіанства, или по крайней мр въ сторон отъ христіанства. На это указываетъ сохранившаяся длинная псня эпическаго характера, поющаяся при опахиваніи; она чужда всякаго христіанскаго элемента. Въ ней даже нельзя заподозрить и забытой христіанской символики, что и вполн понятно. Вдь церковники, которымъ Мансикка приписываетъ внесеніе въ заговоры символики, не могли, конечно, имть какое-либо отношеніе къ обряду, совершающемуся бабами. Они могли только выражать общее отрицательное отношеніе церкви къ такимъ обрядамъ.

316

Воздержусь отъ разршенія вопроса о томъ, кто такіе старцы и двы. О. Миллеръ въ старцахъ видитъ свтлыхъ божествъ, а 12 двъ сближаетъ съ трясавицами2). Мн кажется, что въ псн несомнннымъ можно принять только общее свидтельство о какихъ-то искупительныхъ жертвахъ-чарахъ. Псня только описываетъ такую жертву въ преувеличенныхъ и фантастическихъ чертахъ — пріемъ, постоянно наблюдающійся въ заговорахъ, оторвавшихся уже отъ породившаго ихъ обряда. Въ жертву приносились животныя, а можетъ быть даже и люди. Указанія на искупительную жертву, приносившуюся во время эпидемій и

317

вообще при желаніи избавиться отъ смерти, сохранились въ уцлвшихъ кое-гд обычаяхъ (не только у насъ, но и у другихъ народовъ) зарывать въ землю какое-нибудь животное во время эпидемій1). Подобная искупительная жертва и породила приведенную выше псню.

Обратимся теперь къ одному изъ украинскихъ мотивовъ купальскихъ псенъ. Вотъ одинъ изъ множества варіантовъ:

Интересно то обстоятельство, что варіанты псни состоятъ, главнымъ образомъ въ замн именъ. Я отношу псню къ заклинаніямъ на томъ основаніи, что, во-первыхъ, обрядъ, съ какимъ она связана, обладаетъ магической силою. Также и вещи, имющія къ нему отношеніе. Выше мы видли предохранительный характеръ пляски вокругъ купальскихъ огней. Втви купальскаго дерева также обладаютъ магической силой. Ихъ разбрасываютъ по огородамъ, приговаривая:

Jak nasz Kupajlo buw krasny,Szob naszy ohirk'y bul'y taki rasny3).

Во-вторыхъ, и самая псня иметъ магическій характеръ. Хотя здсь и нтъ сравненія, однако, есть сопоставленіе, т. е. видъ того же психологическаго параллелизма, только представляющій боле раннюю ступень. Отъ сопоставленія одинъ шагъ и къ сравненію. А въ данномъ случа, слдовательно, только шагъ къ тому, чтобы псня приняла форму, типичную для заговора (по опред. Потебни). И получится заговоръ на любовь. Это будетъ

318

еще наглядне, если мы сравнимъ псню съ латинскимъ incantatio — Limus ut hic etc. Какъ тамъ проводится параллель между высыханіемъ предметовъ отъ священнаго огня и любовной тоской Дафниса, такъ и здсь параллель между болью сердца Ивана и горніемъ купальскаго огня. Вроятно, и цль обихъ псенъ была одинакова — присушить любимаго человка. Сравненіе псни съ русскими присушками опять говоритъ въ пользу того, чтобы считать ее заклинаніемъ. Тамъ проводится параллель между огнемъ и любовью — и тутъ также. Отмченная выше перемнчивость именъ въ псн тоже, мн кажется, говоритъ за это. Псня сначала, очевидно, представляла собою общую формулу, въ которую имена вставлялись по желанію участниковъ. По заговорной терминологіи на ихъ мст пришлось бы поставить — и. р… Особенному укрпленію въ псн имени Ивана, можетъ быть, способствовало, съ одной стороны, пріуроченіе обряда къ Иванову дню, а съ другой — наибольшая сравнительно съ другими распространенность этого имени въ народ. Поэтому вполн естественно, что оно чаще другихъ вставлялось въ псню-заклинаніе. А когда заклинаніе уже обратилось въ простую забаву, имя Ивана по традиціи продолжало упоминаться въ ней чаще другихъ.