На то, чтобы выбраться из щели и спихнуть с себя камень, ушло минут двадцать - болели сломанные ребра, кружилась голова и здорово тошнило. В общем, выбравшись из западни, я с большим трудом села, заставила себя промыть глаза и, вернув себе способность видеть, огляделась по сторонам. И почувствовала, как мои волосы встают дыбом: седловины, на которой располагался наш наблюдательный пункт, практически не существовало! Мало того, огромную, похожую на вытянутый вверх большой палец, скалу, которая до взрыва находилась от нас по правую руку, и возвышалась метров на двадцать над нашей позицией, срезало наполовину, и ее обломки, отброшенные ударной волной, валялись чуть выше и правее.

–  А если бы они упали на меня?
– подумала я, и вдруг вспомнила о Вовке и об Ольгерде!
– Глаз, мать твою! Где ты, а?
– заорала я, и, попробовав вскочить на ноги, чуть не потеряла сознание.

–  Сотрясение мозга. А ты говорил, что его у меня нет… - пробормотала я себе под нос, и, немного подумав, решила попробовать по-другому. И прислушалась к своим ощущениям.

–  А, вот ты где, зараза… - дико обрадовавшись тому, что смогла почувствовать местонахождение мужа, я осторожно встала на четвереньки и решив, что вставать на ноги мне пока рановато, двинулась вверх по склону. Через каждые десять-пятнадцать 'шагов' пришлось останавливаться и дожидаться, пока автомед немножечко снимет боли и вернет на место пытающееся ускользнуть сознание. Дождавшись момента, когда я оказывалась в состоянии ползти дальше, я проползала очередные метры и снова замирала на месте, пытаясь не взвыть от ощущения собственного бессилия.

Добравшись до мужа, вернее, до места, где он должен был находиться, я не сразу сообразила, что его засыпало, и минут пять ползала между камней, пытаясь найти его тело, пока не наткнулась на краешек приклада его винтовки. Сам Вовка нашелся метрах в четырех ниже по склону. С трудом выкопав его из-под наваленных на него камней, я осмотрела его тело и, подумав, сорвала с себя автомед и прикрепила его под Вовкиным: ему он был нужен гораздо больше…

Щепкин пришел в сознание часов через пять, ночью, и, почувствовав, что я лежу рядом, сразу же принялся шутить:

–  Ну, чем я не Карлсон? Пропеллера нет, зато успешно осваиваю антигравитацию. Как летел-то! Летающие лыжники отдыхают! Правда, приземление надо еще отработать, но определенные успехи уже есть…

–  Какой же ты у меня болтун!
– стараясь не задеть его обожженного лица, я аккуратно прикоснулась губами к его уху и, чувствуя, что вот-вот заплачу от счастья, добавила: - Как же здорово, что ты - жив!

–  А куда бы я делся с подводной лодки?
– пробормотал он и зашипел от боли.

–  Не шевелись, ладно?
– тут же зарычала я.
– У тебя сломано ребра четыре, правая нога и ключица. Должно быть сотрясение мозга. Что с внутренними органами - не знаю. То, что показывают автомеды, я прочесть не могу. Но, если судить по цветовой гамме, то тебе очень хреново…

–  Кости зафиксировала?
– 'спокойно' спросил он.
– А то срастутся, как попало, и придется сдавать меня в утиль…

–  Вроде бы… - еле удержавшись, чтобы не отвесить ему подзатыльник, я тяжело вздохнула и устало закрыла глаза: несмотря на то, что глаза я промыла, и не один раз, они все еще болели.
– Вопрос номер раз: как найти Ольгерда. Вопрос номер два-с: как нам отсюда выбраться?

–  Ты его вообще не чувствуешь?

–  Угу… - призналась я.

–  Надо обойти долину по кругу. Вряд ли он успел уйти очень далеко… Только я, кажется, пока не ходок… - подумав несколько мгновений, горько признался Щепкин.

–  Я попробую. Как рассветет… Только и я пока не очень…

–  Тебя тоже зацепило?
– Вовка встревоженно попытался приподняться на локте.

–  Лежать!!!
– услышав, как он скрипит зубами, я открыла глаза и от души обложила его матом.
– Че задергался? Жива я и почти здорова!

В свете звезд помертвевшее лицо мужа смотрелось, как маска воплощенного страдания.

–  Прости, милая! Я думал, что с тобой все в порядке! Что с тобой, а?

–  Ребра, левое запястье, сотрясение. Живот болит. Ну и несколько сильных растяжений. Ничего особенно страшного… - неохотно призналась я, понимая, что он все равно выпытает.

–  Понятно. В общем, два героя-инвалида… - немного успокоившись, буркнул он и задумался.
– Блин, еще и Джамшер с Эриком свалили…

–  Не свали они, нас могло бы оказаться четверо. Героев-инвалидов.
– хмыкнула я.
– Или двое плюс пара трупов. Так что здорово, что они ушли. Немного оклемаемся, найдем Олежку и выберемся. Что тут до деревни-то? Рукой подать…

–  Угу. Дурной собаке - сто километров не крюк!
– захихикал Вовка и тут же закашлялся.
– О, черт, смеяться больно.

–  Слышь, Карлсон! Спать давай!

–  Сколько я без сознания провалялся? Часов пять? Семь? Выспался уже… Слушай, а ты до седловины не поднималась? Что там с лагерем?

–  Мне было не до этого… - буркнула я.
– Тебя искала. Хотя, наверное, стоило - куда бы ты делся с подводной лодки?

–  Язва… - усмехнулся он.
– Но… любимая… Спасибо тебе, малыш. Что бы я делал без тебя?

–  Шарахался бы по бабам. Водку бы пьянствовал и дисциплину хулиганил! А в это время на фронте бы наблюдались большие потери человеческих жертв!
– процитировала я одну из его любимых присказок.