Когда легкие начали гореть, лопата провалилась в пустоту. Мбома едва удержал ее в ослабевших руках. Свежий воздух ударил по горлу, вызвав мгновенную эйфорию. С трудом перебирая конечностями, купец вылез из песчаной норы. Солнце уже скрылось, и по пустыне бежали длинные волнистые тени. В плену песка он провел почти полдня.

Еще полночи он откапывал палатку, без которой в пустыне далеко не уйти. Мышцы гудели от напряжения и слушались плохо, но все же к рассвету зул смог вызволить вещи и отправиться далее.

Поэт

Костер яростно плевался искрами, и Костуку казалось, что делает он это в такт бубну, разносящему мощный голос над степью. Бубен пел в руках верховного мага орды Ими, позвякивали колокольчики на ободе, глухо гудела кожа. Фигура мага в отсветах багрового пламени казалась то огромной, то совсем крошечной. Лицо верховного покрывала маска, тело было разрисовано, как и положено при обращении к Силе.

Точно так же разукрашен Костук и еще двое магов – все участники церемонии. Именно сегодня им необходимо выяснить, кто из них четверых отправится в Храм Творца, молить его о милости для народа Ими, о благодати Дара. Раз в тридцать два года, в самом начале Цикла, слышит Творец просьбы, вознесенные из Храма, и отвечает им, правда, забирая при этом жизнь взывающего.

Почти всегда.

Верховный прервал танец, резко вскрикнул, подняв руки. Синее пламя Дара над его головой вытянулось острым копьем, направленным в небеса. Костук не знал, как ведет себя в этот момент его Дар, но подозревал, что точно так же. Голову неприятно покалывало, по затылку бегали мурашки размером с крупных жуков.

– Хейя! – Истошный вопль взвился над степью, пламя костра зашипело и скачком выросло.

Костук вздохнул, поднялся и медленно направился к верховному. У того в руке, как положено, из ниоткуда возникли четыре короткие палочки. У одной из них срез заточен подобно копью. Кому достанется эта палочка, тот и отправится на юг.

Первым к раздаче жребиев успел Томзак, самый молодой из магов орды. Судя по тому, на что он способен сейчас, в будущем этот орк сможет стать великим чародеем. Он склонил голову, и свободная рука верховного легла ему на макушку. Глаза старшего мага Ими оставались закрытыми.

Еще неизвестно – может, именно ему, магу, Отбросившему Имя, придется уйти. Имя маг теряет, делаясь верховным. Принимая звание, он становится как бы самой ордой, ее олицетворением пред ликом хана, и слово его значит порою гораздо больше, чем мнение правителя. Ранее такой обычай существовал во всех орочьих государствах, но затем о нем потихоньку забыли, и остался он лишь в Ими.

Томзак дрожащей рукой потащил за палочку. Чего-чего, а самообладания молодому магу пока недостает. Увидев, что ему выпал пустой жребий, он с облегчением вздохнул. По лицу его стекали крупные капли пота, блестевшие в свете костра.

Место Томзака занял Аклан. Даже во тьме Костук различил, как ходят желваки по скулам старика. Шутка ли, Аклану уже семьдесят! Это при том, что в степи редко доживают до пятидесяти.

Аклану достался прутик без метки. Осознав это, Костук ощутил, как откуда-то из желудка поднимается холодная волна страха. Он не хотел, он совсем не желал уходить из родной степи, пусть даже в гости к Творцу. Но отступать поздно. Тот, кому выпал в жизни жребий мага, должен быть готов к тому, что его желания часто не будут ничего значить.

Костук встал на колени. От тяжелой и горячей руки, что легла на голову, пахло потом и ковылем. Верховный смотрел на Костука сквозь закрытые веки, смотрел с улыбкой. А в руке его оставалось всего две палочки. Какую из них выбрать? Какую?!

Костук нервно сглотнул, поднял руку. Палочки выглядят совершенно одинаково, и рука застыла на полпути, нерешительно покачиваясь. Во рту пересохло, а холод из живота достиг сердца.

Пришлось разозлиться на себя – маг он или обычный пастух? Нервно облизав губы, Костук ухватился за левую палочку. Судорожно вырвал из ладони верховного. Сквозь зубы вылетел полувсхлип-полустон: нижний конец вытащенной палочки напоминал копье. Маленькое острие равнодушно смотрело на мага.

Холод из тела исчез, зато в голове словно развели огонь. За глазами стало горячо, череп налился тяжестью. Костук с трудом поднялся, швырнул проклятую палочку, как положено, в костер. Пламя дернулось, словно подавилось подачкой, и гневно заревело.

На плечо легла рука. Пришлось обернуться.

Трое магов орды стояли напротив, и сочувствие светилось в их глазах, даже в глазах верховного, от которого Костук никак не ожидал проявления каких-либо чувств.

– Я молю о прощении, – сказал Отбросивший Имя и поклонился.

– Я молю о прощении, – надтреснутым эхом откликнулся Аклан.

– Я молю о прощении, – добавил Томзак, склоняя вихрастую голову.

Обряд должен продолжаться, что бы ни случилось, что бы ни происходило в душе у избранного. Но того, кто отправляется в неведомое, кто жертвует собой ради орды, нельзя провожать так, как орка, что едет в гости к соседу.

Костук словно окаменел, лишь пламя в голове разгоралось все ярче. Наконец губы его раздвинулись, и маг произнес нараспев: