— Но убить одного из них…

— Несомненно. Кахнаваки обязан сделать это. Это его долг. По его лицу было видно, что он полон решимости. Но я знал, что душа его страдала. А потом… — Джон на минуту задумался и вдруг зарылся лицом в волосы Шеннон. — Ты мыла голову хвоей?

— Хвоей? — Шеннон прищурилась. — Перестань дразнить меня, Джон Катлер! Рассказывай, что произошло!

Он лукаво усмехнулся.

— Ты сегодня прекрасна, как никогда!

— Джон! Что было дальше? Кахнаваки собирался убить сенеку, когда…

— Когда едва живой от усталости, прибежал брат Малиновки. Казалось, у него сердце разорвется, так он был измучен. Он сказал, что тетя согласна на выкуп.

— О!

— Малиновка убедила ее. Если бы ты видела лицо Кахнаваки в ту минуту! Он был счастлив, горд и благодарен ей.

— Она сделала это ради него? — задумчиво глядя на лес, спросила Шеннон. — Он жаждал мира, и она дала ему мир.

— Их любовь необыкновенна, Шеннон. Я видел, как она зарождалась и расцветала… — Он с нежностью взял ее лицо в свои большие ладони, — Хотелось, чтобы и мы любили друг друга так преданно и горячо. Мы принадлежим друг другу. Я думал о тебе, когда брат Малиновки рассказывал, как она уговаривала тетю, рыдала и уверяла, что у нее из-за всех этих волнений и страданий «может родиться мертвый ребенок».

— Ты вспоминал обо мне?

— Постоянно. Мы с тобой единое целое, нераздельное, нечто больше, чем жизнь.

— Пожалуйста, Джон, не надо. Не говори так.

— Почему?

— Не говори мне такое. Я не хочу быть чем-то большим, чем жизнь. Я не могу слышать этого.

— Ты злишься? Но почему?

— Я совсем не злюсь. У меня сердце обливается кровью. Не хочу, чтобы ты был братом Кахнаваки, не хочу, чтобы ты входил в клан Волка, не хочу, чтобы ты соблюдал их традиции и законы и строил «мост мира», не хочу, чтобы ты ожидал от меня, что я буду похожа на жену Кахнаваки. Я — не Малиновка. Я не могу дать тебе того, что тебе необходимо больше всего.

— Можешь! — озорная улыбка озарила его лицо.

Она не обратила внимания на легкомысленный тон Джона.

— Может быть, и могу, но не дам. Судьба саскуэханноков в их руках, а не в моих.

— Судьба саскуэханноков? Конечно, она в их руках. Однако, — насмешливая улыбка искривила его губы. Он взял Шеннон за руку и показал царапину на предплечье. — Ты забыла.

Она резко вскочила на ноги и свирепо уставилась на него.

— Я ничего не забыла. Порез не превратил меня в саскуэханноку.

— Это правда, — Джон встал и обнял ее за талию. — Успокойся, Шеннон. Единственное, чего я хочу от тебя — любви.

— О, Джон, — глаза Шеннон стали огромными и глубокими. — Извини. Я не подумала, что могу обидеть тебя.

— Вот как? — Он облегченно вздохнул. — Тогда ты должна быть горячей сторонницей Кахнаваки. Он хочет мира, а не войны. И, возможно, его усилия увенчаются успехом.

— И ты непосредственный участник этой борьбы? — ей стало стыдно, что она так небрежно отнеслась к его рассказу. — Прекрасно, Джон. Теперь я поняла. Ты и Кахнаваки хотите мира. Надеюсь… Надеюсь, что так и будет.

— На этот счет я не питаю иллюзий. Сохранить мир вряд ли удастся. Сначала я было думал, что он вообще невозможен. Сейчас появилась надежда. Для меня большая честь участвовать в переговорах о мире. — В его глазах светилась радость. — Кахнаваки считает меня своим лучшим советчиком.

— Давай ему хорошие советы, Джон, но не обвиняй себя, если он не примет твой совет, или дела пойдут не так хорошо, как хочется. Можешь обещать мне это?

— Конечно. Я только человек и, в отличие от тебя, не считаю, что могу повлиять на историю.

Шеннон была рада видеть его счастливым. В этом есть, пусть небольшая, но и ее заслуга. Поэтому она оставила его рассказ без комментариев. Она приблизилась к Джону и положила руку ему на грудь, ощущая твердые сильные мускулы.

— Ты, кажется, что-то сказал о моих волосах?

— Поцелуй меня, — попросил Джон. Его большая ладонь легко скользнула по гладкой коже под футболкой, ловко расстегнула застежку лифчика. — Поцелуй меня, как целовала на берегу ручья вчера вечером.