Шрифт:
— А что Кахнаваки говорит о датчанах и испанцах?
— Он не торгует с испанцами, но я рассказывал ему о них. Он считает их слишком жестокими. Англичане скорее бездушны, чем жестоки. Что касается датчан, — Джон поморщился, — они, вооружали племена ирокезов, что ставит под угрозу саскуэханноков.
— Таковы его видения? Он хочет объединить все племена, я хочу сказать, народы против европейцев, чтобы изгнать их с континента?
— Он понимает, что изгнать их полностью невозможно, но надеется не допустить укрепления их моральных устоев и военного превосходства.
Однако есть племена, попавшие в зависимость от европейцев и желающие стать их наемниками, что вызывает беспокойство в Новой Англии и Виргинии.
— Разве ирокезы не воюют на стороне англичан? А гуроны — на стороне французов? — Шеннон вспомнила утверждение автора «Девственного леса», что ирокезы изгнали французов из Северной Америки ради англичан, после чего лишились власти.
— Французы допускают много ошибок. Они позволяют вовлекать себя в длящиеся десятилетиями распри и конфликты. Англичане более расчетливы в выборе союзников. У них все от ума, а не от сердца.
— Конфликты, начавшиеся еще до появления европейцев, должно быть, кровопролитные войны? Нельзя обвинять европейцев во всем, что происходит. — Шеннон вызывающе вздернула подбородок, вынужденная, в который раз, защищать от себя свое решение не вмешиваться в судьбу саскуэханноков, — Индейцы такие же люди со своими слабостями. Они могут быть жестокими, подозрительными, властолюбивыми…
— Здесь всегда процветало соперничество, порой жестокое, даже кровожадное, но в меньшей степени, чем в Европе. Здесь никогда не было огнестрельного оружия. Кахнаваки считает, что эта земля дана индейцам, как Европа европейцам.
— Так чего же он хочет? Например, от ирокезов?
— Он восхищается ими. Больше ста лет пять племен живут в мире и находят пути, чтобы не нарушать договор. Кахнаваки полагает, что той силой, что заставила их создать союз, был инстинкт самосохранения. Он пытается использовать этот инстинкт, чтобы объединить все народы против европейцев. У него нет иллюзий насчет военного превосходства обеих сторон, если, конечно, существуют только две стороны. Он хочет создать один объединенный союз индейцев против трех или четырех враждующих друг с другом объединений европейцев.
— В этом есть смысл, — признала Шеннон.
— Для тебя, но не для сенека или мохаука, соперничающих с саскуэханноками и ведущих изнурительную родовую вражду с гуронами. Дело в том, что название «индейцы» неприемлемо. Гуроны так же отличаются от шони, как французы от англичан.
— И все же Кахнаваки пытается объединить их.
— Да, в этом суть его видения, — Джон грустно улыбнулся. — Оно согревает сердце, особенно, когда он слышит о стычках французов с англичанами, или англичан с датчанами.
— Кажется, эта мысль согревает и твое сердце, — Шеннон взяла Джона под руку. — Ты действительно его брат.
— Я люблю эту землю и уважаю живущие на ней народы. В этом смысле я не англичанин, — он похлопал ее по ягодицам, — и ты не англичанка. Я видел, как ты упиваешься красотой земли и стараешься не принести ей вреда. Это прекрасно, Шеннон.
— Да, в этом мы похожи, — согласилась она. — Мы пришли сюда из разных мест. Я рада, что нам посчастливилось встретиться в одном месте в одно и то же время, пусть даже ненадолго.
— Может быть, навсегда, — сказал Джон с тоской. — Какой бы ни была твоя прошлая жизнь, она позади. Я — твое будущее. — Когда Шеннон попыталась возразить, он подхватил ее на руки и зашагал через лес. — Я хочу показать тебе кое-что. Смотри. — Он опустил ее на землю. Она немедленно узнала это место. Отсюда она впервые увидела его хижину. К ним бежал Принц… И колодец, и кузница, и простая жизнь в этом прелестном уголке природы — все соответствовало этому человеку.
— Мне здесь очень нравится, Джон.
— Все это твое. Все, что есть у меня, принадлежит тебе, Шеннон Клиэри, отныне и навсегда. — Он повернул Шеннон к себе и спросил: — Ты выйдешь за меня замуж?
— Да, Джон, — она обхватила руками его шею и нежно поцеловала. Потом сказала осторожно: — Я выйду за тебя замуж, но у меня есть несколько условий.
— Какие еще условия?
— У тебя ужасно сонный вид, — проворковала она, кокетливо взмахнув ресницами. — Пойдем в постель.