Если даже друг оказывался виноватым, то на бюро, докладывая, он не щадил его. Резко говорил, факты преподносил со всеми подробностями. За это Жезлова некоторые считали принципиальным человеком.

Жезлов отлично понимал, что человек, который выполняет такую ответственную работу, как он, должен быть и сам во всем примером. Поэтому старался. Правда, на это у него был свой особый взгляд. Он не одобрял секретаря райкома, его легкость, с которой тот мог смеяться, шутить с любым случайным человеком. Удивляло, что Ручьев мог рассказать смешной анекдот во время заседания бюро. Первому секретарю не пристало быть таким.

Жезлов жил скромно. В маленькой темной комнате на первом этаже. Кроме стола, двух стульев, этажерки с книгами и кровати ничего не было. Сам стирал и гладил, мыл полы и готовил обед.

К нему редко кто заходил. Собственно, у Жезлова и не было свободного времени, чтобы прохлаждаться. Он проводил эти часы в кабинете, с бумагами. Никогда не было случая, чтобы он опоздал на заседание.

...После разговора со Стрельниковой Жезлов пошел в правление колхоза.

Дымарев был у себя. Он только что вернулся с Черного озера и теперь просматривал очередную почту.

– Чем могу служить районному начальству?
– председатель пожал руку.

– Я хотел выяснить один щекотливый вопрос. Возможно, он тебе будет неприятен. Но долг службы обязывает меня пренебречь этим. Ты, конечно, знаешь Буравлева? Не ново тебе, что он когда-то встречался с твоей женой, когда она была еще девушкой? Так вот, нам очень важно знать: на самом ли деле он обманул ее и скрылся?

Дымареву стало неприятно.

– Так вот что, - сдержанно процедил он, - ты у меня не был, и я тебя не видел...

– Позвольте...
– в обиде Жезлов вскочил со стула.
– Я обязан...

– Никому и ничем ты не обязан, - оборвал его Дымарев.
– Когда ты идешь из бани, то в твоем грязном белье никто не роется. И я не позволю, чтобы кто-то, даже из райкома, собирал грязь на Буравлева, да еще в моем доме.
– Дымарев заткнул в карман пиджака болтавшийся пустой рукав и, сделав вид, что разговор закончен, начал читать письмо.

3

Жезлов неторопливо поднимался по промерзшим, скрипучим ступеням крыльца конторы лесничества... Стараясь придать своему лицу официальный вид, хмурился.

Но в конторе, кроме Ковригина, никого не было.

– Где же у вас люди?
– начальствующим тоном спросил Жезлов.

Ковригин встретил недружелюбно:

– По лесу разбежались, как зайцы.
– С раздражением добавил: - На то оно и лесничество.

– Буравлев тоже в бегах?

Ковригин понял, что на этот вопрос можно и не отвечать. Он отвернулся к окну и начал следить, как березку спелыми лимонами унизала стайка овсянок.

Проводив взглядом птичек, повернулся к гостю:

– Ну что, так и будем сидеть или надо чего? Я здесь за лесничего. Буравлева вызвали в лесхоз. Вернется поздно.

Жезлову не хотелось говорить с Ковригиным, но он достал из бокового кармана до половины исписанный блокнот и, полистав его, негромко сказал:

– Поступила жалоба, что срываете заготовки. Район подводите.

– Ошиблись адресом, поворачивай назад, - осадил его Ковригин.
– Два шага влево, три направо...

– Как это ошибся?
– не понял Жезлов.
– Я к вам приехал не балагурить!..
– повысил он голос.

– С планами мы управились еще в декабре. А остальное нас не касается.
– Ковригин нахлобучил шапку.

Жезлов не привык к такому обращению. Его встречали всегда с подчеркнутой вежливостью. Он убрал в карман блокнот и некоторое время молчал.

Ковригин закручивал цигарку.

– Мне кое-что хотелось узнать о Буравлеве, - наконец заговорил Жезлов.
– Вы с ним встречаетесь каждый день. Так что знаете лучше других. Скажите, как он себя держит? Часто бывает в нетрезвом виде?

Ковригин, морща лоб, небрежно бросил:

– Не выйдет!.. Зря стараетесь.

– Что не выйдет?
– вскинул брови Жезлов.

– Фискала из меня не выйдет. Если я на него зуб имею, то, думаете, начну капать? Нет, я не из тех. За такое морду бьют...

– Ну что ж, не хотите - не надо, - задумчиво заметил Жезлов.
– Как бы потом не пожалели.

Жезлов так и ушел из конторы, ничего не узнав о Буравлеве.

"Небось Маковеев... Раз райкому личность Буравлева интересна... Столкнулись два быка. Теперь только держись!.." - не то с сожалением, не то с радостью подумал Ковригин.