Лапшин Александр Алексеевич
Шрифт:
Потом я лежал на холодном столе, на мне длинными ножницами разрезали брюки... Явился дежурный хирург,
– Вы тот самый Буслаев?
– Да. Что будет с ногой?
– Посмотрим, - откликнулся он.
– Сейчас трудно определить, посмотрим.
Мне сделали какой-то укол, боль притихла, я надолго прикрыл глаза...
Открыв их, я увидел свою жену и Звягина. Жену била мелкая дрожь, она все время повторяла:
– Митя! Что же теперь будет, Митенька?
Звягин молчал. Он старался сохранить то выражение лица, которое подобает принимать в таких обстоятельствах, но я тотчас уловил в нем другое.
Со своего стола я сказал ему:
– Все правильно, Сережа... Я тебе больше не конкурент... Это финиш.
Он вздрогнул, горячо заговорил:
– Как тебе не стыдно? При чем тут финиш? Ты еще будешь прыгать! Вот увидишь!
Я отрицательно помотал головой, жена закричала:
– Какие прыжки? О чем вы? Жить! Ты только жить должен, Митя!
Вернулся дежурный врач. Он пришел с ведущим хирургом больницы. Оба попросили удалиться жену и Звягина.
Хирург близоруко склонился к моей искореженной ноге, покривился.
– Что?
– спросил я.
– Отрежете?
Он поднял на меня глаза:
– Отрезать можно было и без меня.
– И прибавил: - Наша фирма, товарищ Буслаев, балалаек не делает!
Через полчаса меня повезли на операцию... Жена шла рядом.
– Что ж это будет, Митя? Я боюсь! Митенька!
Перед операционной жена вцепилась в дежурного хирурга.
– Умоляю! Я должна быть там, прошу вас!
Ее впустили...
Меня переложили с каталки на стол, в один миг пристегнули запястья брезентовыми ремнями. Я тотчас испугался этого распластанного, беспомощного положения.
Я повернул голову к жене, сказал:
– Если ты дашь согласие, чтобы мне отрезали ногу, я прокляну тебя... Слышишь?
Она прикрыла лицо руками, заплакала.
– Не смей!
– повторил я.
– Что бы ни было во время операции. Не смей!
Мне воткнули в вену иглу, в голове пошел туман. Тело начало наполняться сонной тяжестью. Еле ворочая языком, я снова выговорил:
– Не смей... Нога... Нет...
На меня обрушились покой, тишина. Все исчезло.
КАЛИННИКОВ
Меня и в самом деле вызвали в Москву на заседание ВАКа. Не успел я поставить в номере гостиницы чемодан, постучали. Вошел старый знакомый Гридин. Точно закадычный друг, он обнял меня и расцеловал.
– Рад!
– заявил он.
– Рад видеть вас снова, да еще на белом коне!
Затем Гридин вкрадчиво прибавил:
– А ведь после нашего знакомства всего лишь одиннадцать лет прошло.
За эти годы он располнел, поседел, в его облике появилось что-то львиное.
Мне пришлось показать ему на кресло. Гридин охотно сел, я пошел умываться в ванную. Прикрыв за собой дверь, я сосредоточенно замер, хотелось понять, что означал этот визит.
Гридин не заставил долго ждать. Как только я вернулся в комнату, он с "сердечной" улыбкой объявил:
– Знаете, я ведь к вам с интересным предложением!
– Да, да, - вежливо отозвался я.
– А именно?
Он коротко глянул на меня, спросил:
– Вероятно, как и раньше, вам все сразу надо говорить в лоб? Верно?
Я напряженно кивнул. Гридин помолчав, выговорил:
– Имеются сведения, что вопрос вашего лауреатства может решиться положительно. Но при одном условии: вы возьмете себе в компанию еще двух-трех наших людей.
Про себя я подумал: "Как был клопом, так и остался".
– То есть обязательно должна быть группа?
– Абсолютно точно! Группа ученых, которая работала в этом направлении. Поскольку сделали они меньше, вы остаетесь руководителем группы.
Стараясь не выдать волнения, я поинтересовался:
– А что за люди?
Гридин метнул на меня исподлобья взгляд.
– К примеру, я... Шамшурин (Шамшурин был тот самый "поклонник" моего метода, который получил авторское свидетельство, украв у меня самый неудачный вариант моего аппарата). Ну и небезызвестный вам Зайцев. Зайцев, правда, больше для солидности.
– То есть как балласт?
Гридин расхохотался.
– Это уж как вам будет угодно.
Я произнес:
– Я-то вам на что? Какой-то провинциальный врач... Нет, не могу. Я вас только скомпрометирую. Потом совесть замучает!
– Не надо, - остановил меня Гридин.
– Мы не дети. Уясните: без нашей поддержки лауреатом вы не станете. Даже больше - доктора наук из вас не получится тоже. Уверен, что вы об этом догадываетесь.
– Что ж, - сказал я, - посмотрим.
Гридин поднялся: