Во время тренировки его ударила копытом лошадь. Началась саркома, он ослеп. Жить ему оставалось пять-шесть месяцев. Воробей знал об этом. Прощаясь со мной, он сказал:

– Не пей. Я скоро подохну, это точно, но ты не пей. Ты должен устоять.

Однажды в какой-то очередной компании я поспорил, что сойду на руках по длинной лестнице. И пошел. Загипсованная нога все время перевешивала, я с трудом удерживал равновесие и спускался ступенька за ступенькой.

"Вниз...
– вдруг мелькнуло во мне.
– Даже здесь я иду вниз!"

Рядом скакала орава бездельников, кричала:

– Давай! Еще чуть? Митёк! Давай, давай!

Не дойдя две ступени, я рухнул. Меня успели подхватить. Отдышавшись, я отошел от компании.

У парапета я заметил мужчину своего возраста. Лицо его показалось мне знакомым. Сам он, видимо, уже давно наблюдал за мной. Я приблизился к нему.

– По-моему, я вас откуда-то знаю.

Он кивнул в сторону компании.

– Никак не могу связать с тобой этих. Каким образом? Я врач, медик. Слышал про твою катастрофу, но почему-то считал, что у тебя все в порядке. Что с ногой?

Я пожал плечами:

– Ничего. Гниет.

– Тебе можно помочь. Калинников... Ничего не говорит эта фамилия? Он уже много лет не только сращивает, но и удлиняет кость до двадцати пяти - тридцати сантиметров! В свое время мне посчастливилось побывать у него на практике.

Я твердо отозвался:

– Блеф!

Незнакомец достал записную книжку.

– Вот здесь телефон. Захочешь - позвони. До свидания.

Позвонил я лишь через два месяца. Просто так, без всякой надежды. И вдруг услышал:

– Ваш случай не представляет ничего сложного. Три-четыре месяца, и вы здоровы.

– Не может быть!
– вскричал я.

– Может, - спокойно ответил доктор Калинников.
– Главное затруднение в том, что мы не имеем права госпитализировать вас вне очереди. У нас, к сожалению, ограниченное количество коек. Если вы добьетесь от Минздрава СССР специального разрешения - пожалуйста.

И все-таки я ему не поверил. Лечиться в лучших клиниках страны почти два года - и вдруг в каком-то захолустье встать на ноги за три-четыре месяца!

Вечером я получил известие: Воробей умер.

В Киеве на кладбище я увидел свежий могильный холм, дощечку с надписью:

"Воробьев Иван Алексеевич 1934-1967 гг.

Капитан Советской Армии, чемпион мира".

С фотографии он смотрел на меня и, кажется, спрашивал: "Ну, как дела, Дима?"

Вслух я ответил ему:

– Плохо.

И заплакал.

КАЛИННИКОВ

Неожиданно мне позвонил известный прыгун Буслаев. Оказывается, он уже около трех лет мучается с ногой, причем лечился у самого Зайцева. А дело-то несложное - остеомиелит, и всего-навсего три с половиной сантиметра укорочение.

Буслаеву я отказал. Во-первых, обидится Зайцев, во-вторых, меня продолжали обвинять в саморекламе, если бы я без очереди положил в клинику человека, на меня бы тотчас обрушился новый шквал. К тому же в это время вокруг моего метода вновь развернулась такая дискуссия, что я обомлел.

На страницах специального медицинского журнала двое авторов опубликовали статью об истории развития компрессионно-дистракционного метода. Вот основные положения, к которым они пришли.

"Наиболее современные методы компрессионно-дистракционных аппаратов были предложены и нашли практическое применение в ортопедии и травматологии еще в 20-х годах, то есть 50 лет тому назад".

Но это не все.

"За Менсоном (австрийским травматологом) следует признать первенство в предложении кольцевого варианта наружного компрессионного аппарата. В 1944 году Менсон разработал метод постоянной компрессии костных отломков вплоть до их сращения. Калинниковым предложен аппарат, где соблюдена методика проведения спиц, предложенная Менсоном".

Выходило так: я, который получил на свое изобретение авторское свидетельство в 1952 году, унаследовал конструкцию Менсона, о которой он упомянул в 1953 году. Вор-провидец!

С первого взгляда бросалась тенденциозность статьи, явное намерение дискредитировать мой метод. Стена вновь пошла в атаку! Теперь она отчуждала от меня отечественный приоритет и отдавала иностранному ученому. По принципу: если не мне, пусть лучше чужой дядька слопает... То есть, "по Гумбольдту", я до конца "испил свою чашу" - мое изобретение миновало три классические стадии.

Сначала: "Какая чушь!"

Затем: "В этом что-то есть".

Наконец: "Кто же этого не знал раньше!"