– Но я же ничего не говорил! – вскинул голову Меркулов.

– А мы все равно согласились. Правильно. Парень он талантливый. Будет просто принципиально неверно, если наша отечественная пенитенциарная система превратит его в кретина. А еще хуже – в петуха. Мы просто обязаны встать на защиту редкостного таланта. Он ведь может и условным сроком отделаться, так, Костя?

– Это уж как суд решит…

– Наш справедливый суд решит именно так, как ему подскажем не мы с тобой и даже не президент со всей своей ратью, а какой-нибудь совсем незаметный человечек с Лубянки. И никуда после этого он, наш родненький и независименький, не денется. Да и заседание, поди, будет закрытым. А о присяжных вообще речи не пойдет. Зато у генерала появится большое утешение. Захотят снова поэкспериментировать, их дело. А парню надо объяснить, что для него это – единственный и вовсе не смертельный выход.

– А ведь Саня прав, – покачал головой Грязнов.

– Это не я прав, а Костя, который давно уже все для себя решил. Ну, колись!

– Да ладно вам, ребята, – вздохнул Костя. – Ей-богу, какие-то вы странные все-таки, не могли взять три…

– Костя!! – вопль наверняка услышали даже постовые на проходной. – А мы, дураки, сомневались!…

Костя Меркулов уехал домой, пожалуй, впервые за долгое время в полуразобранном состоянии. В нем даже проснулись позабытые отеческие чувства. Его так и тянуло расцеловаться с друзьями, словно с родными детьми. И под занавес, поднимая последнюю рюмку, все трое тихонько, чтоб не слышала наружная охрана здания, все-таки спели. Старую, которую уже давно и не вспоминали…

Я возвращался на рассвете,

Был молод я и водку пил,

И на цыганском факультете

Образованье получил…

Ах, как хорошо вышло. Главное – дружно.

Но, уложив Меркулова в машину, Турецкий предложил Грязнову подняться в собственный кабинет, где Карамышев допрашивал Вадима Скляра и ожидал, когда Вячеслав Иванович, возвращаясь к себе, на Петровку, прихватит и задержанного. Сегодняшнюю ночь, как и ряд последующих, он должен будет провести в далеко не комфортных условиях следственного изолятора.

– А чего я у тебя забыл? – заупрямился было Грязнов. – Может, у меня другие планы!

– Слава, не артачься. Нам надо забрать нашего гения, а потом, ты разве забыл, что моя машина находится у тебя во дворе на Петровке? Ты соображаешь, что единственный транспорт, который на данный момент имеется у нас в наличии, это твой «форд» с водителем?

– Как долго ты говоришь, – морщась, вздохнул Грязнов. – А у тебя там еще выпить есть?

– Не знаю, может, есть, а может, и кончилось. Но ведь ты не будешь пьянствовать в присутствии задержанного таланта? И моего кадра? Подумай, что они про нас… скажут?

– Ну пойдем тогда, – безутешно сообщил Грязнов. – А у меня созрели такие планы!

– Да ведь ты уже косой!

– Саня, – строго заметил Грязнов, – ты прекрасно знаешь, когда надо, я умею собрать всю волю в кулак, вот так! – он сжал здоровенную свою «гирю» и потряс ею в воздухе. – И становлюсь способным не только трезво мыслить, но и действовать.

– Знаю, знаю, – засмеялся Турецкий. – Вот и соберись маленько.

– А я уже… разве не видно?

– Не очень пока.

– Сейчас… – Грязнов выпрямился, напрягся, постоял так минуту и взглянул на Турецкого совершенно трезвыми глазами. – Пойдем. Надо же этого хлюста действительно отправить в «Петры».

Карамышев со Скляром пили чай.

– Мы закончили, – сказал Сергей. – Вот, вас ждем. Можно ехать?

– Да, сейчас поедем. Только тебе, Сережа, я думаю, нужно отправляться домой. Вы не захотите удрать, молодой человек? – повернулся он к Вадиму.

Тот отрицательно покачал головой.

– Ну вот и хорошо. Езжай, мы сами управимся.

Когда Карамышев, простившись, ушел, Турецкий стал шарить по своим карманам, вынимая из них бумажки и кладя на стол. Некоторые смотрел, прятал обратно, другие кидал в урну. Утром их порежут в мелкую соломку. Наконец нашел то, что ему было нужно. Набрал телефонный номер.

– Николай Андреевич? Я не поздновато? Турецкий…

– Чуть не сказал вам добрый вечер, – отозвался Лаврухин.

– Да, доброго мало было. Хотя могу вам сообщить, что свою задачу на сегодня мы выполнили. У меня вот какой к вам вопрос. Что с Еленой Олеговной? Там-то хоть порядок?

– Да, охраны мы не снимали. Хотя я теперь честно и не знаю, что делать дальше…

– Понимаю вас. Но у меня будет просьба не оставлять ее какое-то время. Если это реально.

– Особых проблем нет, – вяло ответил Лаврухин. Он, видно, и сам находился на распутье.

– А мы нынче задержали ее брата. Вот я и подумал, что увидеть его она теперь сможет разве что на суде, не раньше. Вы не возражали бы, если бы я его подвез к сестре на полчасика? Звать ее сюда, в прокуратуру, нет смысла.

– Если хотите устроить им свидание, я сейчас позвоню, распоряжусь, чтоб ребята вас впустили.

– Сделайте одолжение.

– Скажите, Александр Борисович, может, мне не стоит спрашивать, но… как с Западинским?

– Арестован. Находится в камере, Абушахмин – в бегах. Если что узнаете, сообщите, буду признателен.