Меркулов уже переговорил на эту тему с первым замом директора ФАПСИ, который сейчас находится у руля, но, по слухам, вряд ли станет директором. Тот сказал, что после гибели Матюшкина, расследование которой только началось, говорить что-то определенное о перспективах Игнатова трудно. Компромат на него, вероятно, имел сам Матюшкин, но ни с кем им, включая и службу собственной безопасности, не делился. А Игнатов, придя в себя, решение об отстранении принял поразительно спокойно и теперь сидит дома, книжки читает. Видимо, не слишком обеспокоен будущим. Вот и понимай, как хочешь…

Что касается охранного агентства «Палаш», то выемку документации там также провели быстро и без особого шума. У директора взята подписка о невыезде. Задержаны часть из тех, кто постоянно фигурировал в выплатных ведомостях останкинской бухгалтерии. Нашли не всех, поскольку несколько человек, видимо, находились среди тех, кто удрали с дачи на Сенеже. Дома они тоже пока не появлялись. Но дальнейшее – дело времени. Не рванут же они все в бега!

– Ну и кого мы будем объявлять в федеральный розыск? – спросил Меркулов, как бы подводя черту под частью обсужденных вопросов.

– Абушахмина, это во-первых, – сказал Турецкий. – Далее. Трубчевский Михаил Илларионович, вишь ты, громкий какой!

– Это кто? – спросил Костя.

– Один из ближних охранников Формозы. По сведениям, которые мне успел сообщить Плешаков, участник убийства братьев Айвазовых в Сергиевом Посаде. К нам это убийство прямого отношения не имеет, но Мишка Труба – игровой у Формозы.

– Вячеслав, ты что-нибудь понял? – нахмурился Меркулов. – Я тебя сто раз просил, Саня, чтобы ты выражался по-русски и оставил эту поганую феню! Ну почему я должен ломать себе голову над воровским жаргоном?!

– Виноват, исправлюсь, – походя бросил Турецкий. – Исполнитель тебе подойдет? Киллер – по-иностранному. Хотя это теперь уже давно русское слово.

– А в чем причина твоего интереса к тому делу?

– Три взрыва автомобилей. Похоже, одна рука действовала. Или один источник снабжения взрывчаткой.

– Принимается. Дальше?

– Всех непойманных «палашей» – по списку. А также тех матвеевских, которых мы не поймали, – опять-таки по нашему списку. Это не так много, как кажется. В общей сложности десяток-полтора.

Телефонный звонок прервал речь Турецкого. Костя, думая о чем-то своем, медленно снял трубку, стал слушать, мыча под нос невразумительные «ага», «угу» и еще вполне понятный звук, обозначавший отрицание, но невозможный для написания, нечто вроде «э-а», произнесенного слитно. Но вот загорелись его глаза, Костя обрадованно обвел взглядом присутствующих и совсем уже бодро закончил:

– Отлично! Премного благодарен! Все! В шляпе! – и с уважением положил трубку на место.

– Костя, перед кем это ты шапку ломал? – усмехнулся Турецкий.

– А перед Тимофей Тимофеичем! – со значением сказал он.

Так звали одного из патриархов Экспертно-криминалистического управления Зинченко, талант которого мог сравниться разве что с поистине Божьим даром знаменитого Семена Семеновича Моисеева, давно удалившегося на пенсион, с которым в одной упряжке прошли, пожалуй, лучшие годы всех троих, сидящих сейчас в кабинете.

Турецкий с Грязновым оживились.

– Ну и что? – не выдержал первым Вячеслав.

– А то, – торжественно заявил Меркулов, вставая, – что из «ТТ», взятого при обыске у Маркова, был застрелен господин Скляр Олег Николаевич, а из револьвера Прилепы – господин Матюшкин. Поздравляю вас. Можете бежать за вещественными доказательствами. Но… не увлекайтесь, – предупредил уже строго. – Завтра – тоже рабочий день.

Грязнов и Турецкий дружно поднялись и направились к двери.

– Не увлекайтесь! – еще строже повторил Костя и поднял указательный палец.

– Ты понял что-нибудь? – спросил Грязнов уже за дверью.

– Я – исключительно как команду. А что, есть сомнения?

– Чего он палец-то задрал? Опять же – не увлекайтесь. Два раза повторил.

– Ты считаешь, что поднятый палец – указание только на одну бутылку? – Турецкий даже остановился, недоверчиво глядя на Грязнова.

– Да, – остановился и Вячеслав. – Но сказал-то он дважды? Так как будем понимать?

– Так, как сказал, – безапелляционно заявил Турецкий. – Дважды, значит, две. Будет возражать, скажем, что не поняли. Сам виноват, пусть выражается четче. А то феня ему, видишь ли, моя не нравится…

День спокойно приближался к своему концу. Медленно пустела вторая бутылка коньяка. По кабинету плавал приятный запах цветущих роз и свежего лимона.

Ну, насчет роз, наверно, сильно сказано, это почти недостижимый, иначе говоря, «шустовский» вариант. Им, разумеется, не пахло, но ведь и не клопами, как думают люди, ни черта не понимающие в коньяках.