Шрифт:
– Помрет, - согласилась та.
– Уже помер, - радостно сказала третья бабушка, сказочное воплощение доброты и жизнелюбия.
– Не-а, - не согласилась первая, - доктор, вишь, работает!
– Дуру гонит, - по-современному откликнулась третья, - бабок побольше срубить хочет. Машина, гляди, какая богатая, значит, деньги есть!
Доктор оторвался от Кирея, повернулся к Леше и улыбнулся:
– Все в порядке, но в больницу надо, срочно!
– Надо, значит, надо, - сказал Сергачев, оказывается уже давно стоявший рядом.
– Теперь я решаю!
Доктор поднял с земли упавшую шапочку, на которую уже наступил кто-то из представителей старшего поколения, отряхнул не глядя, сунул в карман.
– Дай закурить, - сказал он Кастету.
А бабульки уже столпились вокруг джипа, яростно лупцуя его сумками и крича:
– Куда ты приехал, ирод, тут дети малые гуляют, а ты на машине своей говенной! Сейчас милицию-то вызовем, и на пятнадцать суток тебя, на пятнадцать суток!..
Милиционер стоял рядом с шоферской дверцей, курил дорогие бандитские сигареты и с удовольствием слушал крики бабушек.
– Сейчас уедем, - сказал ему водитель.
– Да стой сколько влезет, чего их слушать-то!
– милиционер сплюнул в сторону старушек.
– Понабежали тут…
Братки бережно положили Кирея на заднее сиденье джипа, Сергачев сел спереди, рядом с шофером.
– Леша, ты в Киреевскую машину садись, она у ворот стоит. Езжайте за мной, там поговорим…
«Там - должно быть, в больнице», - подумал Кастет.
Бабульки и мамаши расступились, пропуская машину, потом сомкнулись вновь, обсуждая случившееся.
– А я говорю - помер он!
– кричала бабулька-скептик.
– А доктор дуру гонит, точно говорю, гонит дуру. Вот у нас в поликлинике участковый… Я ему говорю - болит левый сердечный желудочек, а он, сволочь, только смеется, не может, говорит, такого быть. А кто лучше мой организм знает, я или он? И еще был случай…
Что еще произошло в жизни бабушки с больным левым желудочком Кастет уже не слышал, потому что шел к воротам Летнего сада, где левыми колесами на тротуаре стоял джип Всеволода Ивановича Киреева, или вора в законе Кирея.
* * *
Мы совсем немного отстали от машины с Киреем и Сергачевым «на борту». Они уже въехали на территорию больницы, а наш джип уперся в полосатую палку шлагбаума.
– Куда?
– грозно спросил охранник в навороченной «камуфляжке», с наручниками и дубинкой на поясе.
– Мы с ними, - сказал я, махнув в сторону скрывшейся машины Кирея.
Охранник покачал головой и положил руку на дубинку.
– Там!
– сказал он, указав в сторону парковки.
– Стойте и ждите!
После чего развернулся и пошел в свою будку, где уже готовился к бою его коллега.
– Вышибем?
– спросил меня водила.
– Шесть секунд!
– Чего вышибем?
– не понял я.
– Шлагбаум!
– он угрожающе рявкнул мотором и сдал машину назад.
– Не надо, - махнул я рукой, - давай на стоянку, подождем, покурим…
Хотя, конечно же, хотелось быть где-то рядом с Киреем, знать все сразу, сейчас же… Водила аккуратно въехал на стоянку и сказал с укоризной:
– А Кирей бы вышиб!..
Сергачев вышел ровно через полчаса, я знаю, смотрел время каждые пять минут, закуривая новую сигарету. Я увидел его на аллее, сгорбленного, старого, с полотняной кепочкой в руке, и сердце сжалось от нехорошего предчувствия, но я не пошел навстречу плохой вести, просто вышел из машины и встал, опершись о нагретый солнцем капот, а Сергачев все шел и шел, едва переставляя ноги и неминуемо уперся бы грудью в шлагбаум, но охранник приподнял его ровно настолько, чтобы пройти человеку, и Сергачев прошел, не заметив шлагбаум, как не замечал ничего вокруг, и если бы я его не окликнул - прошел бы мимо меня…
– Петр Петрович!
– сказал я тихо.
Он поднял голову, посмотрел сквозь меня и сказал тихо, в никуда:
– Все!..
– Умер?
Сергачев покачал головой, как лунатик обошел машину, сел в тени на заднее сидение, попросил у водителя сигарету.
– Умер?
– переспросил я.
Сергачев опять покачал головой.
– В реанимации…
– А хрен ли тогда головой качаешь, сволочь лысая? Все, все!..
– Для меня - все!
– сказал Петр Петрович.
– Кончилась вся эта игра в полицейских и преступников, «Зарница», ети ее мать, для взрослых!..