Вольный Владимир Александрович
Шрифт:
— Что, девочка моя?
— То самое… Возьми меня тоже.
Я повернулся на спину, и она сразу прилегла на мою руку. Ната тоже повернулась, и я заметил, как смеются её глаза.
— Ревнует…
— Да. Спать тебе, любимый, теперь только так…
— А ты?
— Ещё как ревную… Но не к ней.
Элина прислушивалась к нашему перешептыванию, покусывая меня за мочку уха.
— Ты не поймёшь. Я тебя ревную к тому, что было, ко всем твоим женщинам до меня, к вещам к которым ты прикасаешься, даже к себе самой… Вот так.
Давай, закрывай глаза, а я буду слушать твоё дыхание…
— Ната… Я хочу тебя.
Она ткнулась мне под мышку.
— Нет… Мы же не одни. Я не стыжусь Линки — это было бы глупо — но у нас гости. Я не могу так. Потерпишь до завтра? Ладно?
— Трудно.
— А нам? — Элина жарко зашептала в ухо. — Я ведь тоже, терплю…
— Юные развратницы…
— Сами меня такой сделали…
Мы решили собраться в том месте, где Змейка разветвлялась надвое. Речка
Тихая — ее рукав — сворачивала на восток и впадала в озеро, которое, в свою очередь, подпитывало собой подступающие к прериям северные болота.
Вдоль ее берегов находилось немало удобных для засады и облавы мест, что и решил использовать индеец.
Я и Ната несли на себе оружие и провизию, на первые дни. Элина и Угар охраняли наше продвижение, кроме того, на Элине ещё был солидный заплечный мешок, с тремя одеялами — ночевать приходилось в поле, на голой земле.
Самым первым на место сбора явился Сова, со своими жёнами. Мои девчонки сразу направились к ним, посудачить о своих женских делах. Кроме того, возле общего костра нас ожидал Большой Бобр, Чума, Красногривый — всех этих людей мы не знали. Также присутствовали и знакомые — Череп, Шейла и оба брата Черноногих. Мы ждали запаздывающих Доктора, Святошу с его людьми и семейство Стопаря. Сова, внешне не выражая своего негодования, метал гневные взгляды в ту сторону, откуда они должны были появиться. Я его хорошо понимал: выследить стадо было нелёгким делом, и упустить такую возможность было просто обидно. Весь день прошёл в ожидании. Мы уже начали подумывать о том, как обойтись своими силами, но в наступающей темноте послышались грузные шаги Святоши. Он буквально на полчаса опередил остальных. Выслушав оправдания, мы не могли не рассмеяться — Трясоголов, по своей привычке попадать в неприятные ситуации, и на этот раз остался верен себе. Он увидел по дороге скачущего крола и решил его догнать.
Зверек утащил его далеко в степь, и тут горе-охотнику пришлось несладко, он сам превратился в добычу. Пара рыжих волков выскочили, словно ниоткуда и отрезали ему путь к спасению, обратно, к другим охотникам. Ничего не оставалось, как по уши влезть в самую большую и грязную лужу и орать благим матом, дожидаясь, пока прибегут остальные. Волки стали терпеливо ждали, пока ему надоест кормить пиявок, плотоядно скаля острые клыки и прохаживаясь вокруг стоячей и вонючей воды. На счастье Трясоголова, его услышали и пришли на выручку. Умные хищники без возражений убежали прочь, не собираясь вступать в ничего хорошего не сулящую им схватку. Зато людям бежать было некуда — пиявок на побледневшем охотнике было столько, что отдирать их пришлось всем вместе до самого обеда, да ещё и нести потом на себе ослабевшего от потери крови мужчину. Скорости, разумеется, это не добавляло.
Впрочем, время у нас еще оставалось. Сова предложил так: мы, как самые выносливые и быстрые ходоки из всех, уходим по большой дуге к закату, следом он со своими женщинами, потом Черноноги. В центре должен был оказаться Большой Бобр и Трясоголов. Следующими шли Док, Стопарь с Бугаем и женщиной из поселка, и замыкал загон Святоша и Клык — один из приятелей
Белоголового. Тот не явился на охоту, и Святоша только буркнул что-то в ответ на наш вопрос. В лагере оставался Череп, Два Ножа и еще две девушки.
Остальных я не знал и увидел их впервые. Как только все станут на свои места — поджигаем костры. В свою очередь, убедившись, что все готовы, заливает свой костёр водой сам Череп. Столб дыма означал для нас всех движение к стаду, каждому со своей стороны. Если всё будет проходить нормально, мы уже через час, после сигнала, должны будем увидеть друг друга, а по прошествии ещё одного часа — увидеть стадо. Тут следовало поднимать громкий крик, шум и, вообще, делать всё для того, чтобы овцебыки начали паниковать и убегать к оврагу. Там, где землетрясение приготовило для них естественную ловушку. Они должны были ворваться в естественный проход, и тогда ловушка захлопывалась. Выходов оттуда было два: на острые камни — в обрыв, или назад — на наши копья и стрелы. Но мы должны были успеть к проходу, на тот случай, если стадо повернёт обратно. Что и говорить, побегать сегодня предстояло немало. Много всяких «если» — могло сорвать план Совы: стадо уже могло уйти из степи, мы могли разорвать цепь, мало ли… Но предложить что-то лучше, ни смог никто. Слишком мало нас было, для загонной охоты, и мы ещё раз пожалели о несговорчивости остальных. Всего в охоте принимало участие около двадцати человек. Мы шли первой линией, а всех остальных индеец поставил во вторую.
Мы оставили всю поклажу на попечение Черепа и, взяв только оружие, быстрым темпом ушли в ночь. Через час выходил Сова, и, с тем же интервалом, другие. Все успевали отдохнуть, а у нас для этого был целый день. Мы шли споро. Я хотел достичь указанного места побыстрее, чтоб дать возможность девушкам отдышаться и со свежими силами начать загон. Мы лишь два раза остановились за всё время, и когда луна начала закатываться за горизонт, были на месте. Я оставил запыхавшихся девушек на месте привала, а сам стал подбирать весь имеющийся поблизости хворост и сухую траву для костра.
Ната, едва передвигающая ноги, тем не менее, поднялась и стала мне помогать. Мне пришлось прикрикнуть на неё и на встающую было Элину — силы женщин должны были восстановиться к общему сигналу. Когда совсем рассвело, мы увидели далеко к северу еле уловимую струйку, тоненьким стеблем вздымающуюся в небо. Череп видел наши сигналы и теперь подавал свой.
Охота началась… Теперь всё зависело от удачи, от того, на месте ли стадо, которое выследил Сова. Как он и говорил, мы заметили ближайшую к нам Зорьку, примерно через час, и где-то далеко — первого из братьев