Я пожал плечами:

— Не могу сказать. Каждый раз по-разному. Иногда, очень сильно чувствуешь, а иногда, в последний момент! А сейчас… Есть что-то такое, неприятное.

Муторно на душе, и все тут…

— Можем уйти обратно!

Я отрицательно мотнул головой:

— Не для того столько времени потратили. Я хотел бы точно знать, кто это здесь бродит?

Ната неопределенно кивнула…

— А зачем? Сова говорил, что в прерии много людей. В смысле, тех, кто предпочитает не сидеть на одном месте, а следует за ветром.

— За ветром?

— Он так выразился. Красиво, да?

— Красиво… Если бы это прозвучало в той, прошлой жизни. А здесь — не знаю… Мы все идем за ветром, и куда он нас выведет — трудно ответить.

Угар глухо тявкнул.

— Собака хочет, чтобы мы шли вперед.

— Тогда идем!

Мы опять устремились за ним. Пес рвался вперед, не обращая внимания на то, что мы безнадежно отстали. Вокруг нас слышались крики и посвист мелких птиц, необычных животных, под ногами сновали многочисленные насекомые, размером вряд ли меньше Натиной ладони!

Вообще, вся живность, попадавшаяся нам на глаза в эти месяцы, совершенно перестала соответствовать своим прежним размерам — либо она перестала быть той живностью, переродившись невообразимо во что. Жуки достигали чуть ли не моей стопы в длину и ширину. Гигантские пауки способны были своим укусом свалить здоровенного Овцебыка. Попадались грызуны, величиной с кошку, верткие и быстрые как молнии, так что глаз едва успевал запечатлеть их появление на пестром фоне, среди поражающей воображение растительности!

Все это — совершенно не походило на то, что когда-то было нам знакомо…

— Стой!

Я остановился, как вкопанный. Ната внимательно осматривала сломанные ветки впереди себя. В некоторых случаях, я уже вполне мог довериться ее интуиции

— Ната умела различать следы лучше меня — сказались давно пройденные уроки в скаутском отряде!

— Здесь недавно прошли люди…

— Поясни.

— Сломаны ветки на уровне груди — животное, способное идти напролом, не стало бы выбирать для этого столь неудобную дорогу. Так можно сделать лишь при быстром беге, когда ничего не замечаешь, или спасаешься от кого-то.

Если идти спокойно, то ветки были бы просто отогнуты в стороны и, без ущерба, вернулись назад. На земле вмятины — это не копыта и не лапы… Похожи на башмаки, но утверждать не берусь. И еще…

Она дотронулась пальцем до листьев.

— По-моему, это кровь…

— А следов… тех, кто мог догонять, ты не обнаружила?

— Погоди…

Она склонилась к почве, на влажной поверхности которой, на первый взгляд, ничего не было видно:

— Есть! Их много — семь или восемь. Они бежали, один за другим, как звери!

Но это не преследователи — это те, кто убегал от кого-то!

— Люди?

Ната бросила на меня тревожный взгляд — оборотни!

— Нет… Надеюсь.

— Белая Сова и Док упоминали о тех, кто способен ограбить и убить любого путника, но речь шла именно об одиночках. Или, в долине уже образовались настоящие банды! Но он бы о них знал…

— Поспешим! Мы еще можем успеть!

До нас донесся отчаянный, полный боли и ужаса крик. Я сжал древко лука и глухо обронил:

— Вряд ли…

Мы молча бросились вперед. Еще где-то полчаса беспрерывной гонки по отвесным кручам — и мы выскочили к небольшой лужайке, где сразу остановились, пораженные увиденным… Возле потухшего костра, полукругом, в лужах крови лежали тела людей. Никто из них не шевелился — они все были мертвы. На многих из них не было никакой одежды — она вся была стянута с них и свалена в кучу. По всей стоянке, в беспорядке, валялось примитивное оружие, кое-какой, нехитрый скарб, жалкие крохи продовольствия. Здесь было тихо, зато за пригорком, в нескольких шагах от этой поляны, раздавались злобные, торжествующие крики. Мы переглянулись, сомнений в том, что это могут быть только люди, уже не оставалось. Угар злобно и глухо ворчал, порываясь бежать на крики. Но мы побоялись идти напрямик, через поляну, и, по возможности стараясь не шуметь сухими ветками, в изобилии устилающими землю под ногами, короткими перебежками направились в обход, выбирая направление таким образом, что бы оказаться выше места происшествия. Крики не смолкали, и иногда к ним присоединялся очередной вопль ужаса и боли — там явно, кого-то истязали. Ната, дрожа от возбуждения, шепнула на ходу:

— Ты слышишь? Это женщина кричит…

Я не ответил, стараясь не зацепиться шкурами об торчащие из деревьев сучья и полуобгоревшие ветви. То, что голос принадлежал женщине, я тоже понял…

Вновь раздался полный отчаяния и боли крик, перекрытый улюлюканьем и злобным рёвом множества хриплых и грубых глоток. Потом пронёсся долгий стон, и на время всё стихло. Затем послышались очередные крики, и мы различили в них полные ужаса мольбы:

— Нет! Нет! Не надо! Пощадите! Не надо! Делайте с нами, что хотите, только не убивайте! Не надо!