На тихие боржомские долиныНисходит южной ночи благодать.Собрался маленький пикник в тесниныОкрестных гор прохладой подышать.Сергей увидел Верочкину мать:Она была вся в трауре, вдовою,С лицом приятным, доброй и простою.
ХХХII
Дремучий лес таинственно молчит,Идут с водами пыльные обозы,Ночной росы у неба просят лозы,Как сердце слез любви, и не блеститЛуна большая, круглая, как щит.Забелин с Верочкой ушли далекоК волнами Куры и сели одиноко.
XXXIII
Луна встает – и лик ее бледней,Бледней и ярче; мир простерт пред нейБез сил, без воли, страстью побежденный.Как пред своей царицей – раб влюбленный.Под властью обаятельных лучейВсе замерло, затихло, покорилосьИ томным, мягким светом озарилось.
XXXIV
О, если мир покорен ей, то нам,Сердцам людей, неведомым цветам,Как не дрожат от этой чудной власти,Как не отдаться сладостным лучам,Как не открыться и не жаждать страсти?Когда цветы, когда сердца полны, —Свой аромат пролить они должны.
XXXV
В тот миг Сергей забыл про осторожность,Он лгать не мог, опасности был рад,Любил глубоко, чувствуя ничтожностьКоварных планов, хитростей, засад;И, сердце обнажив, как друг и брат,Доспехи сбросив, кинув меч ненужный, —Перед врагом стоял он безоружный.
XXXVI
Взяв руку Веры трепетной рукой,Он говорил ей: «Оба мы тоскуем,О, если бы вы знали, как поройЯ ласки жажду, тихой и простой!Зачем же лицемерим мы, враждуем?Простите, я признаний не терплю,Скажу вам попросту: я вас люблю...»
ХХХVII
И, увлечен потоком красноречья,Он ничего не видит, как поэт,Не слушает, не ждет противоречья,Не замечает, что ему в ответОна не говорит ни «да», ни «нет».Он был так полн самим собою в счастье,Что не подумал об ее участье.
XXXVIII
А ей на жертву весело глядеть,Как рыбаку на золотую рыбку,Что блещет, вьется, попадая в сеть.О, если б только мог он рассмотретьРумяных губ мгновенную улыбку,Лукавую, как мягкий свет луныНа влажном лоне трепетной волны!
XXXIX
«Еще одно признание, о Боже!.. —Так думала, не поднимая глаз,Кокетка наша. – Все одно и то же...Как я привыкла к звуку нежных фраз, —Мне говорили их уж столько раз, —Те – из любви, другие – по расчету...Он, кажется, пятнадцатый по счету».
XL
Сергей любил – надолго ль – все равно;Он говорил так сильно и умно,Такою музыкой и вдохновеньемВсе было в речи пламенной полно,Что даже Веру сладостным волненьемОн заразил; она гордилась им,А кем гордятся, тот почти любим.
XLI
Но на другое утро он в постелиПрипомнил все... И вдруг вскочил Сергей:«Да я в любви признался... в самом деле...Вот глупость-то!» В дали грядущих днейОн прозревал твой факел, Гименей,Уж перед ним мелькал халат супруга...И разлюбил он Веру от испуга.
XLII
Так вечером (предупреждаю вас,Для глупостей весьма удобный час)Отважен ум, душа кипит страстями,Но глянет утро бледное на насХолодными и строгими очами, —Мы потухаем, мы полны стыдомПеред его насмешливым судом.
XLIII
В тот вечер на балу она была.Забелин Веру не узнал сначала:Как эта ясность милого челаНежданной, дерзкой прелестью дышала!Она ему чужда и весела,И с видом легкомысленно-беспечнымКокетничать готова с первым встречным.
XLIV
Она задела кружевом его...Сергей был в бешенстве: «Нет, каково!Прошла – и хоть бы взором подарила!Как будто бы меж нами ничегоИ не было!» В нем гордость говорилаСильней любви. Угрюмый на балу,Нахмурив брови, он сидел в углу.
XLV
«Постой же, – думал, – глупенькой девчонкеЯ отомщу!» Не прав был наш герой:В ней резвая веселость, как в ребенке,Была избытком жизни молодой;Но он не мог бы, мелочный и злой, —Так ум его тщеславье ослепило, —Понять, как это плотское в ней мило.
XLVI
Чтоб слабой воле разумом помочь,Он рассуждает: «Прочь отсюда, прочь!Какая пошлость!» Но зачем без мукиНе в силах он припомнить, как в ту ночьЛюбил ее? Зачем же о разлукеТак больно думать? Или с гневом вновьВоскресла в нем угасшая любовь?
