Шрифт:
Въ это самое время м-ръ Уэллеръ, щеголявшій въ своей утренней куртк съ черными коленкоровыми рукавами, возвращался домой посл безуспшнаго обозрнія таинственнаго дома съ зеленой калиткой. Онъ шелъ задумчиво и молча, опустивъ руки въ свои глубокіе карманы; но вдругъ, поднявъ глаза, онъ увидлъ густую толпу, окружившую какой-то странный предметъ. Всматриваясь ближе и ближе, онъ усплъ разглядть фигуру колымаги, которую онъ прежде замтилъ въ трактирной конюшн, желая прогнать свою хандру, м-ръ Уэллеръ немедленно вмшался и самъ въ толпу народа и началъ, для собственнаго удовольствія, кричать изо всей силы.
М-ръ Груммеръ выступалъ торжественнымъ шагомъ, м-ръ Доббли выплывалъ величаво и гордо, колымага, колыхаясь въ воздух, продолжала подвигаться впередъ, охраняемая муниципальной стражей; Самуэль Уэллеръ продолжалъ надрывать свою грудь и горло, обнаруживая вс признаки буйнаго разгула, какъ вдругъ его взоръ внезапно упалъ на господъ Винкеля и Снодграса.
— Что здсь за потха, господа? — вскричалъ м-ръ Уэллеръ. — Какихъ это чучелъ запрятали въ этотъ курятникъ?
Оба джентльмена отвчали въ одинъ голосъ, но слова ихъ потерялись въ общей суматох.
— Кого это несутъ, господа? — проревлъ опять Самуэль Уэллеръ.
Еще разъ произнесенъ былъ единогласный отвтъ, и хотя слова ихъ потерялись въ воздушномъ пространств, но м-ръ Уэллеръ угадалъ по движенію губъ, что пикквикисты произнесли магическое имя своего вождя.
Этого было довольно. Въ одно мгновеніе ока, м-ръ Уэллеръ пробился черезъ толпу, остановилъ носильщиковъ и схватилъ за рукавъ м-ра Груммера.
— Пару словъ, старичина, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, — кого вздумали вы посадить въ этотъ курятникъ?
— Прочь, прочь! — забасилъ м-ръ Груммеръ, остановленный на всемъ ходу въ такую минуту, когда его слава достигла, повидимому, самыхъ высшихъ предловъ.
— Прогоните этого сорванца, — сказалъ м-ръ Доббли, обращаясь къ толп.
— Я вамъ очень благодаренъ, старики, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ, — и увренъ, что вы желаете мн всякаго добра; но я не отвяжусь отъ васъ ни за какія блага, если вы не отдадите мн отчета: кого, зачмъ и за что угораздились вы посадить въ этотъ кузовъ? — Здравствуйте, сэръ.
Привтствіе относилось къ м-ру Пикквику, который, просунувъ голову изъ своей сидйки, любовался, повидимому, удальствомъ своего слуги. М-ръ Груммеръ, между тмъ, проникнутый величайшимъ негодованіемъ, неистово принялся размахивать своимъ жезломъ передъ самымъ носомъ Самуэля.
Въ эту же самую минуту м-ръ Винкель, не говоря дурного слова, заушилъ какого-то зваку, стоявшаго подл него. Дло приняло было весьма жаркій оборотъ, и нтъ никакого сомннія, что могла бы произойти свалка даже между гражданами Ипсвича, какъ вдругъ м-ръ Снодграсъ, сохранявшій во все это время невозмутимое спокойствіе духа, добровольно отдалъ себя подъ арестъ. Его примру немедленно послдовалъ и м-ръ Винкель, начинавшій понимать опрометчивость своихъ поступковъ. Самуэль Уэллеръ, показавшій еще нсколько побдоносныхъ опытовъ своего мужества и силы, долженъ былъ уступить большинству своихъ непріятелей и отдаться въ плнъ. Такимъ образомъ, къ общему удовольствію, прибавилось еще три новыхъ арестанта, и процессія двинулась опять въ стройномъ порядк.
Въ продолженіе этой суматохи, негодованіе м-ра Пикквика возросло до самыхъ крайнихъ предловъ. Прикрытый толстой кожей сверху и сбоку, онъ могъ только видть энергическія движенія своего слуги и еще не зналъ, какой опасности подвергались его друзья. Наконецъ, при содйствіи м-ра Топмана, онъ сбросилъ кожу, и, вытянувшись во весь ростъ, обозрлъ изумленными глазами весь ходъ дла съ его несчастными послдствіями для своихъ учениковъ. Огонь благороднаго гнва въ его груди разгорлся въ яркое пламя. Опираясь одной рукою на плечо м-ра Топмана и длая другою выразительные жесты, ученый мужъ принялся импровизировать великолпную рчь, обращаясь къ гражданамъ Ипсвича, съ такою легкомысленностью извращавшимъ истинный смыслъ великобританскаго права.
При звукахъ этой великолпной рчи процессія, сопровождаемая новыми плнниками, приблизилась, наконецъ, къ жилищу городского мэра.
Глава XXV. Торжество невинности и удивительное безпристрастіе м-ра Нупкинса, со включеніемъ другихъ весьма важныхъ обстоятельствъ
Во всю дорогу м-ръ Самуэль Уэллеръ неистово бсновался. М-ръ Снодграсъ и м-ръ Винкель съ мрачнымъ молчаніемъ прислушивались къ дивному краснорчію своего неустрашимаго вождя, не умолкавшаго ни на одну минуту. Но гнвъ м-ра Уэллера мгновенно смнился живйшимъ любопытствомъ, когда процессія повернула къ тому самому двору, гд онъ встртился съ забулдыгой Троттеромъ. Еще минута, и любопытство уступило мсто чувству сильнйшаго изумленія, когда м-ръ Груммеръ, остановивъ процессію, подошелъ къ той самой калитк, откуда наканун выюркнулъ Іовъ Троттеръ. На звонъ колокольчика выбжала хорошенькая двушка лтъ семнадцати, съ румяными и пухлыми щечками. Бросивъ быстрый взглядъ на изумительную наружность плнниковъ и на колымагу, откуда продолжалъ ораторствовать м-ръ Пикквикъ, она испустила пронзительный крикъ, всплеснула руками и побжала назадъ. М-ръ Моззель, явившійся на мсто сцены, отворилъ калитку, чтобы впустить арестантовъ съ ихъ стражей и тутъ же захлопнулъ ее подъ носомъ толпы. Три или четыре счастливыхъ джентльмена, отыскавъ значительную трещину въ забор, откуда, впрочемъ, ничего нельзя было видть, продолжали глазть въ нее съ такимъ же упорнымъ постоянствомъ, съ какимъ праздные зваки оттачиваютъ свои носы объ уличныя стекла полицейскаго врача, подвергающаго въ задней комнат хирургическому осмотру кости какого-нибудь пьяницы, раздавленнаго на улиц колесами прозжавшаго экипажа.
Передъ крыльцомъ, y самаго основанія лстницы, ведущей во внутренность дома, колымага, наконецъ, остановилась, и м-ръ Пикквикъ, сопровождаемый своими врными друзьями, введенъ былъ въ корридоръ, откуда, посл предварительнаго доклада, ихъ представили передъ очи городского мэра.
Сцена была торжественная въ полномъ смысл слова. Подл большого книжнаго шкафа, въ большомъ кресл, за большимъ столомъ засдалъ м-ръ Нупкинсъ, представлявшій изъ своей особы величавую фигуру огромнаго размра. Столъ былъ украшенъ огромными кипами бумагъ, изъ-за которыхъ, на противоположномъ конц, выставлялись голова и плечи м-ра Джинкса, употреблявшаго дятельныя усилія сообщить своему лицу дловой и озабоченный видъ самаго отчаяннаго свойства.