— Гаррисъ! — сказалъ м-ръ Токкель повелительнымъ тономъ.

— Что прикажете, сэръ? — отвчалъ зеленщикъ.

— Надли-ли вы перчатки?

— Надлъ, сэръ.

— Подайте же мой приборъ.

— Слушаю, сэръ.

Зеленщикъ подобострастно исполнилъ приказаніе, но, подавая поварской ножъ м-ру Токкелю, онъ имлъ неосторожность звнуть.

— Что вы подъ этимъ разумете, Гаррисъ? — сказалъ м-ръ Токкель величественнымъ тономъ.

— Прошу извинить, сэръ, — отвчалъ несчастный зеленщикъ, — это я сдлалъ безъ всякаго намренія, сэръ. Прошлую ночь я совсмъ не выспался, сэръ: легъ очень поздно.

— Хотите-ли знать, что я думаю о васъ, Гаррисъ? — сказалъ м-ръ Токкель съ величественною важностью. — Вы мужланъ, Гаррисъ.

— Надюсь, джентльмены, вы не будете обходиться со мной слишкомъ строго, — сказалъ Гаррись, длая низкій поклонъ. — Я очень вамъ обязанъ, джентльмены, за ваше покровительство и за вашу милостивую рекомендацію, джентльмены; но согласитесь, джентльмены, что я длаю, кажется, все для вашего удовольствія.

— Далеко не все, сэръ, — сказалъ м-ръ Токкель.

— Мы считаемъ васъ бездльникомъ, Гаррисъ, — замтилъ джентльменъ въ оранжевой ливре.

— Вы мошенникъ, Гаррисъ, — прибавилъ джентльменъ въ зеленыхъ панталонахъ.

— Плутъ, превеликій плутъ, — дополнилъ джентльменъ въ пурпуровомъ фрак.

Бдный зеленщикъ раскланивался во вс стороны и безъ всякихъ возраженій выслушивалъ вс эти комплименты. Когда каждый выразилъ свое мнніе о зеленщик, м-ръ Токкель принялся рзать баранью ногу и раздлять порціи по числу гостей.

Лишь только началось это вечернее занятіе, дверь съ шумомъ отворилась, и въ комнату влетлъ еще джентльменъ въ свтло-синемъ фрак, украшенномъ свинцовыми пуговицами по обимъ сторонамъ.

— Вотъ ужъ это непростительное нарушеніе правилъ, — сказалъ м-ръ Токкель. — Поздно, сэръ, слишкомъ поздно!

— Прошу извинить, никакъ не могъ раньше, — сказалъ свтло-синій джентльменъ.

Между тмъ, посл вареной баранины подали на столъ стаканы, и каждый джентльменъ заказывалъ для себя любимый напитокъ, пока еще не заперли трактира. Свтло-синій и оранжевый джентльмены, отличавшіеся, повидимому, особенно изящнымъ вкусомъ, приказали принести мадеры и вишневки; другіе — джина и смородиновки. М-ръ Уэллеръ, съ своей стороны, заказалъ огромную порцію холоднаго пунша изъ рома съ мушкатными орхами: это обстоятельство значительно возвысило его въ глазахъ почетныхъ гостей.

Начались торжественные тосты, и первый былъ предложенъ за здравіе красавицъ, при чемъ свтло-синій джентльменъ счелъ своей обязанностью поблагодарить компанію, какъ будто тостъ относился къ нему лично. Посл второго тоста, выпитаго въ честь почтеннаго президента, вышелъ изъ-за стола одинъ степенный джентльменъ въ черномъ длиннополомъ сюртук и плисовомъ жилет. Онъ объявилъ, что намренъ говорить рчь, и, когда президентъ возстановилъ порядокъ, рчь началась такимъ образомъ:

"Джентльмены! Будучи еще младшимъ членомъ между вами на этой почтенной сувареи и притомъ чувствуя нкоторую стснительность положенія, какъ я занимаю лишь кучерскую должность, я стану говорить робко и нершительно. Но, съ другой стороны, господа, обязанность, или, лучше сказать, долгъ честнаго джентльмена заставляетъ меня довести до вашего свднія одно изъ тхъ печальныхъ обстоятельствъ, которыя случаются въ этомъ мір не то, чтобы ужъ слишкомъ часто, но и не слишкомъ рдко. Итакъ, да будетъ вамъ вдомо, джентльмены, что общій другъ нашъ м-ръ Уифферсъ (вс взглянули на джентльмена въ оранжевой ливре), другъ нашъ Уифферсъ отказался отъ своего мста".

Ропотъ изумленія пробжалъ между всми слушателями. Каждый джентльменъ заглянулъ въ лицо своему сосду и потомъ перенесъ свой взоръ на кучера, который между тмъ, собравшись съ духомъ, продолжалъ:

"Вы дивуетесь, джентльмены, и это очень натурально; меня самого какъ будто бы обухомъ създили въ високъ, когда разжевалъ я существенность этого мудренаго дла. Но зачмъ и почему общій другъ нашъ понесъ, такъ сказать, эту ничмъ невознаградимую потерю? На это, всеконечно, есть резонементъ, котораго объяснить я вамъ не въ состояніи. Пусть самъ другъ Уифферсъ разскажетъ обстоятельно, что, какъ и почему, дабы, при случа, вс мы могли подражать его примру".

Вс единодушно одобрили это предложеніе, и м-ръ Уифферсъ приступилъ къ объясненію. Онъ сказалъ, что ему, безъ сомннія, было бы весьма пріятно продолжать свою службу на мст, отъ котораго онъ отказался. Ливрея была богатая и великолпная; женщины, принадлежавшія къ дому, ласковы и обходительны; занимаемая имъ должность — легка и пріятна: главнйшее занятіе состояло въ томъ, что м-ръ Уифферсъ долженъ былъ смотрть какъ можно чаще изъ окна въ корридор, вмст съ другимъ джентльменомъ, который тоже отказался отъ этого мста. Ему непріятно и даже, въ нкоторомъ случа, мучительно было входить въ дальнйшія подробности; но такъ какъ почтенная компанія непремнно требовала объясненій, то м-ръ Уифферсъ, скрпя сердце, признался съ благородною откровенностью, что его заставляли кушать за обдомъ холодныя блюда.

Невозможно выразить негодованія, пробужденнаго этимъ признаніемъ въ сердцахъ всхъ почтенныхъ джентльменовъ. Они бсновались около четверти часа, подвергая строжайшему осужденію холодныя блюда.

Потомъ м-ръ Уифферсь прибавилъ, что онъ отчасти самъ виноватъ въ этомъ дл, такъ какъ характеръ его слишкомъ снисходителенъ и уклончивъ. Такъ, однажды, по своему добродушію, онъ согласился кушать соленое масло, и потомъ, въ другомъ случа, вслдствіе внезапной болзни истопника, забылся до такой степени, что принялъ на себя унизительный трудъ втащить на верхъ корзину съ углями. Признаваясь такимъ образомъ въ этихъ недостаткахъ, м-ръ Уифферсъ осмливался питать надежду, что все это не унизитъ его служебной репутаціи въ глазахъ почтенныхъ джентльменовъ, тмъ боле, что въ послднее время онъ исправился нкоторымъ образомъ.