— Не дурно самъ пишу стихи, — отвчалъ незнакомецъ. — Поэма въ десять тысячъ стиховъ… Ямбы и хореи съ дактилями и анапестами… Олимпъ… Великая битва… Марсъ поутру, ночью Аполлонъ… барабанъ и лира… Пою тебя, великій мужъ… Нтъ вдохновенія — забжалъ въ кондитерскую, и опять… Муза, Нептунъ, Морфей… вдохновеніе шипитъ… Прекрасно! — Вы, сэръ, не охотникъ ли? — вдругъ спросилъ онъ, обращаясь къ м-ру Винкелю.

— Да, я люблю охоту, — отвчалъ тотъ.

— Прекрасное занятіе, сэръ, безподобное. — Собаки, сэръ?

— Теперь нтъ, — отвчалъ м-ръ Винкель.

— A! Вы держали собакъ… безподобныя животныя… твари смышленыя… чутье… инстинктъ… Была y меня отличная собака… лягавая… Понто, кличка… Пошелъ однажды на чужое поле… перелзъ ограду… выстрлилъ… бацъ… свистнулъ — собака стоитъ какъ вкопанная… свистнулъ опять… Понто… нейдетъ… подманилъ къ себ — Понто, Понто… виляетъ хвостомъ и смотритъ на столбъ… взглянулъ — на столб надпись: "Лсничему приказано бить и стрлять всхъ собакъ за этой оградой"… Удивительная собака… безцнная… зоологическій феноменъ.

— Въ самомъ дл, случай необыкновенный, — замтилъ м-ръ Пикквикъ. — Позвольте мн записать его?

— Извольте, сэръ, извольте… сотни чудныхъ анекдотовъ насчетъ собакъ… коллекція въ классическомъ род. — Красотка, сэръ? — продолжалъ незнакомецъ, круто повернувшись къ м-ру Треси Топману, бросавшему умильные взгляды на проходившую женщину.

— Очень мила, — замтилъ м-ръ Топманъ.

— Да… смакъ есть… Англійскія двушки далеко не такъ хороши, какъ испанки… Благородныя созданія… агатовые волосы… черные глаза… искрометистые… блещутъ… круглыя формы… Чудо, какъ хороши.

— Вы были въ Испаніи, сэръ? — спросилъ м-ръ Топманъ.

— Жилъ тамъ… очень долго.

— И много одержали побдъ, сэръ?

— Побдъ? Тысячи! Донъ Боларо Фиццгигъ… Грандъ, старикъ… единственная дочь… Донна Христина… блистательная красавица… влюбилась по уши… ревнивый отецъ… гордая испанка… прекрасный англичанинъ… Донна Христина въ отчаяніи… приняла ядъ… рвотнаго дали… желудочный насосъ… сдлали операцію… Старикъ Боларо вн себя… согласился… соединилъ наши руки… потоки слезъ… романическая исторія… очень.

— Что-жъ? Донна Христина теперь въ Англіи, сэръ? — спросилъ м-ръ Топманъ, приведенный въ восторженное состояніе поэтическимъ изображеніемъ прелестей испанки.

— Умерла, сэръ, умерла, — сказалъ незнакомецъ, приставивъ къ глазамъ коротенькій остатокъ носового коленкороваго платка, — операція трудная… не перенесла… нжная комплекція… погибла жертвой.

— A ея отецъ? — спросилъ поэтическій Снодгрась.

— Угрызеніе и бдствіе, — отвчалъ незнакомецъ, — исчезъ внезапно… молва по всему городу… искали по всмъ мстамъ… съ ногъ сбились… безъ успха… городской фонтанъ на большой площади вдругъ остановился… прошли недли… не брызжетъ… работники принялись чистить… выкачали воду… хвать… старикъ Боларо сидитъ въ труб… окоченлый… въ правомъ сапог бумага… полная исповдь… съ отчаянія… не могъ пережить… Вытащили его, фонтанъ забрызгалъ, заигралъ… Трагическій элементъ.

— Могу ли я, съ вашего позволенія, внести въ свои записки эту трогательную исторію? — спросилъ м-ръ Снодграсъ, проникнутый великимъ соболзнованіемъ.

— Пишите, пишите! Пятьдесятъ новыхъ исторій въ такомъ же род, если угодно… вулканическіе перевороты въ моей жизни, странные, непостижимые… Много видлъ, много испыталъ… То ли еще будетъ… Позволяю… Пишите.

Въ такомъ дух продолжался разговоръ во всю дорогу. На станціяхъ, гд смняли лошадей, ученые путешественники угощали своего пріятеля коньякомъ и пивомъ, и онъ безъ умолка разсказывалъ имъ новыя исторіи, запечатлнныя по большей части трагическимъ колоритомъ. Въ скоромъ времени, записныя книги господъ Пикквика и Снодграса наполнились поэтическими и философическими описаніями чудесныхъ приключеній. Наконецъ дилижансъ покатился по рочестерскому мосту, за которымъ возвышался древній католическій монастырь.

— Великолпная развалина! — воскликнулъ м-ръ Августъ Снодграсъ, увлеченный поэтическимъ чувствомъ при вид почтеннаго зданія.

— Какая обильная жатва для антикварія! — провозгласилъ м-ръ Пикквикъ, приставляя зрительную трубу къ своему правому глазу.

— А! прекрасное мсто! — замтилъ незнакомецъ, — груда кирпичей… угрюмыя стны… мрачные своды… темные углы… развалившіяся лстницы… старый соборъ… душный запахъ… пилигримы истерли ступени… узкія саксонскія двери… Странные люди эти католическіе монахи… исповдальни точно суфлерскія будки въ театрахъ… Папа и главный казначей… Эти образа… Саркофагъ… древнія легенды… чудесныя повствованія… источникъ національныхъ поэмъ… вдохновеніе… Превосходно!

И этотъ монологъ безпрерывно продолжался до той поры, когда дилижансъ подъхалъ, наконецъ, къ воротамъ гостиницы "Золотого быка" на главной рочестерской улиц.

— Вы здсь остановитесь, сэръ? — спросилъ м-ръ Натаніэль Винкель.

— Я? Нтъ… вамъ совтую… всего лучше… хорошая гостиница… отличныя постели… подл трактиръ Райта, дорого… очень дорого… полкроны за всякую мелочь… плата увеличивается, если обдаете y пріятелей… странные люди.

М-ръ Винкель повернулся отъ м-ра Пикквика къ м-ру Снодграсу, и отъ Снодграса къ м-ру Топману: пріятели перемигнулись, и утвердительно кивнули другъ другу. М-ръ Пикквикъ обратился къ незнакомцу: