Шрифт:
Нсколько времени м-ръ Топманъ и его товарищъ безмолвно наблюдали маленькаго доктора и его интересную даму. Незнакомецъ прервалъ молчаніе:
— Груды золота… старуха… лкарь-фанфаронъ… спекуляція… задать имъ перцу… идея недурная.
М-ръ Топманъ бросилъ вопросительный взглядъ на его лицо.
— Стану волочиться за старухой, — сказалъ незнакомецъ.
— Кто она такая? — спросилъ м-ръ Топманъ.
— Не знаю… не видалъ ни разу… доктора прочь… увидимъ.
Принявъ это ршеніе, незнакомецъ перешелъ поперекъ залы, и, остановившись y камина, началъ посматривать съ почтительнымъ и меланхолическимъ удивленіемъ на жирныя щеки пожилой леди. М-ръ Топманъ обомллъ. Незнакомецъ длалъ быстрые успхи: маленькій докторъ началъ танцовать съ другой дамой — вдова уронила платокъ — незнакомецъ поднялъ, подалъ — улыбка, поклонъ, книксенъ — разговоръ завязался. Еще нсколько минутъ… два-три слова съ распорядителемъ танцами… небольшая вступительная пантомима, и незнакомецъ занялъ свое мсто въ кадрили съ м-съ Боджеръ.
Удивленіе м-ра Топмана, при этой чудной ловкости товарища, ровно ничего не значило въ сравненіи съ глубокимъ изумленіемъ доктора девяносто седьмого полка. Незнакомецъ молодъ, вдова самолюбива, вниманіе доктора отвергнуто, и счастливый соперникъ не обращаетъ никакого вниманія на его негодованіе. Докторъ Слеммеръ остолбенлъ. Какъ? Неужели его, знаменитаго врача девяносто седьмого полка, забыли и презрли въ пользу человка, котораго никто не видлъ прежде и котораго никто не знаетъ даже теперь! Вроятно ли это! Возможно ли? Да, чортъ побери, очень возможно: они танцуютъ и любезничаютъ. Какъ! Это что еще? Незнакомецъ рекомендуетъ своего пріятеля! Докторъ Слеммеръ не вритъ глазамъ, но роковая истина должна быть допущена: м-съ Боджеръ танцуетъ съ м-ромъ Треси Топманомъ — это не подлежитъ никакому сомннію. Вдовица передъ самымъ носомъ доктора, полная одушевленія и жизни, выдлываетъ самые хитрые прыжки, то подбоченится, то подыметъ голову, и м-ръ Треси Топманъ рисуется передъ ней съ торжественнымъ лицомъ. Непостижимо!
Терпливо и молчаливо докторъ медицины и хирургіи переноситъ свою невзгоду, и съ убійственнымъ хладнокровіемъ смотритъ, какъ молодые люди пьютъ глинтвейнъ, подчиваютъ конфектами своихъ дамъ, кокетничаютъ, любезничаютъ, улыбаются, смются; но когда, наконецъ, незнакомецъ исчезъ, чтобы проводить м-съ Боджеръ до ея кареты, д-ръ Слеммеръ быстро вскочилъ съ своего мста, какъ ужаленный вепрь, и негодованіе, долго сдерживаемое, запылало яркимъ заревомъ на его щекахъ.
Незнакомецъ, между тмъ, проводивъ интересную вдову, снова появился въ зал вмст съ м-ромъ Топманомъ. Онъ говорилъ и смялся отъ искренняго сердца. Докторъ Слеммеръ свирплъ, пыхтлъ, бсновался, жаждалъ крови своего врага.
— Сэръ, — произнесъ онъ страшнымъ голосомъ, подавая ему свою карточку, — имя мое — Слеммеръ, докторъ Слеммеръ девяносто седьмого полка… въ четемскихъ казармахъ, сэръ… вотъ мой адресъ.
Больше ничего онъ не мотъ сказать; бшенство душило его.
— A! — проговорилъ незнакомецъ холоднымъ тономъ. — Учтивое вниманіе… Слеммеръ… Благодарю… теперь не боленъ… когда захвораю… д-ръ Слеммеръ… не забуду!
— Какъ? вы увертываетесь, милостивый государь? — говорилъ, задыхаясь, неистовствующій докторъ. — Вы трусъ, негодяй, лжецъ!.. Вы — довольно ли вамъ этого? Дайте вашъ адресъ.
— О, глинтвейнъ, я вижу, слишкомъ крпокъ! — воскликнулъ незнакомецъ вполголоса. — Не жалютъ коньяка… очень глупо… лимонадъ гораздо лучше… жаркія комнаты… пожилые джентльмены… голова разболится… не хорошо, не хорошо… очень.
И онъ отступилъ назадъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ.
— Я знаю, сэръ, вы остановились въ этой гостиниц,- сказалъ неумолимый докторъ, — теперь вы пьяны; завтра обо мн услышите; я отыщу васъ, отыщу!
— На улиц, можетъ-быть… дома я никогда не бываю.
Д-ръ Слеммеръ, сдлавъ неистовое движеніе, нахлобучилъ шляпу и вышелъ изъ залы. М-ръ Топманъ и его товарищъ пошли наверхъ въ спальню невиннаго м-ра Винкеля, которому надлежало возвратить занятый костюмъ.
Этотъ джентльменъ уже давно спалъ крпкимъ сномъ; церемонія размна павлиньихъ перьевъ была совершена очень скоро и спокойно. Пріятели закусили и выпили на сонъ грядущій по нскольку стакановъ вина. Незнакомецъ былъ разговорчивъ и веселъ; м-ръ Треси Топманъ, отуманенный глинтвейномъ, лафитомъ, восковыми свчами и блоснжными плечами рочестерскихъ красавицъ, былъ на седьмомъ неб и воображалъ себя первымъ счастливцемъ подлуннаго мира. Проводивъ своего товарища, м-ръ Топманъ, не безъ нкоторыхъ затрудненій, отыскалъ отверстіе въ своемъ ночномъ колпак и впихнулъ въ него свою голову, — при чемъ опрокинулъ подсвчникъ и разбилъ остальную бутылку съ портвейномъ. Наконецъ, посл многихъ разнообразныхъ эволюцій, ему удалось кое-какъ добрести до своей постели, гд онъ и погрузился въ сладкій сонъ.
Поутру на другой день, ровно въ семь часовъ, всеобъемлющая душа м-ра Пикквика была выведена изъ своего безсознательнаго положенія громкимъ стукомъ въ дверь комнаты.
— Кто тамъ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ, вскакивая съ постели.
— Чистильщикъ сапоговъ, сэръ.
— Чего вамъ отъ меня нужно?
— Потрудитесь сказать сэръ, какой джентльменъ изъ вашего общества носитъ свтло-синій фракъ съ золотыми пуговицами?
М-ръ Пикквикъ мигомъ догадался, что лакей взялъ, вроятно, чистить платье его товарища и забылъ, кому оно принадлежитъ. Онъ отвчалъ:
— М-ръ Винкель, черезъ дв комнаты направо.
— Покорно благодарю.
Топманъ пилъ больше всхъ и спалъ богатырскимъ сномъ; однакожъ громкій стукъ неугомоннаго лакея разбудилъ и его.
— Что тамъ такое?
— Можно ли поговорить съ м-ромъ Винкелемъ, сэръ? — сказалъ слуга.
— Винкель! Винкель! — вскричалъ м-ръ Топманъ, приподнявшись съ постели.
— Что! — отозвался слабый голосъ изъ сосдней комнаты.
— Васъ спрашиваютъ… тамъ… за дверью, — пробормоталъ полусонный Топманъ, повернувшись на другой бокъ.