— Женаты ли вы? — спросилъ грязнолицый сосдъ.

— Не могу сказать, что женатъ.

— Я такъ и думалъ.

Здсь грязнолицый джентльменъ принялся выдлывать веселыя гримасы, къ неимоврной радости другого джентльмена съ вкрадчивымъ голосомъ и сладенькой физіономіей, который считалъ своимъ непремннымъ долгомъ соглашаться со всми вообще и съ каждымъ порознь.

— Я утверждаю, господа, — сказалъ восторженный м-ръ Снодграсъ, — что женщины составляютъ великую подпору и утшеніе нашей жизни.

— Совершенная правда, — замтилъ вкрадчивый джентльменъ.

— Оно, можетъ быть, и такъ, — прибавилъ грязнолицый сосдъ, — да только въ такомъ случа, когда женщины бываютъ въ хорошемъ расположеніи духа. Это ограниченіе необходимо имть въ виду.

— Совершенная истина, — замтилъ опять вкрадчивый джентльменъ, сдлавъ чрезвычайно сладкую гримасу.

— Я, однакожъ, отвергаю это ограниченіе, милостивые государи, — сказалъ м-ръ Снодграсъ, думавшій всегда о м-съ Эмиліи Уардль, когда рчь заходила о достоинствахъ прекраснаго пола, — и притомъ, господа, я отвергаю его съ чувствомъ искренняго презрнія. Покажите мн мужчину, который бы взводилъ что-нибудь на женщинъ, какъ женщинъ, и я смло объявляю, что такой мужчина — не мужчина.

И м-ръ Снодграсъ, выбросивъ сигару, сильно ударилъ кулакомъ по дубовому столу.

— Звучный аргументъ, — замтилъ вкрадчивый джентльменъ.

— Звучный, но не убдительный, потому что въ основаніи его скрывается софизмъ, — возразилъ грязнолицый джентльменъ.

— Ваше здоровье, сэръ, — вскричалъ кочующій торговецъ съ одинокимъ глазомъ, бросая одобрительный взглядъ на м-ра Снодграса.

М-ръ Снодграсъ поклонился.

— Хорошіе аргументы, какъ вашъ, мн всегда пріятно слышать, — продолжалъ кочующій торговецъ, — вы, можно сказать, прекрасно доказали свою мысль; но этотъ маленькій аргументъ относительно женщинъ напоминаетъ мн одну довольно странную исторію, которую разсказывалъ мн мой старый дядя. По этому поводу я готовъ повторить еще разъ, что есть на бломъ свт вещицы постранне женщинъ. Исторія удивительная, господа.

— Разскажите ее намъ,"- сказалъ краснолицый джентльменъ съ сигарой во рту.

— Угодно вамъ слушать?

— Очень.

— И мн тоже, — сказалъ м-ръ Топманъ, вставляя въ общій разговоръ и свое слово. Онъ пользовался всякимъ удобнымъ случаемъ увеличить запасъ своихъ наблюденій.

— Въ такомъ случа извольте, господа, я очень радъ, — сказалъ кочующій торговецъ, затягиваясь съ особеннымъ наслажденіемъ изъ своей пенковой трубки. — Исторія будетъ разсказана… нтъ, господа, я отдумалъ. Къ чему и зачмъ! Я знаю, вы не поврите мн,- заключилъ одноокій джентльменъ, моргая самымъ плутовскимъ образомъ на всю курящую компанію.

— Повримъ, если вы ручаетесь за ея справедливость, — замтилъ м-ръ Топманъ.

— Конечно, ручаюсь, и на этомъ условіи разсказываю. Дло вотъ въ чемъ, господа: слыхали ли вы о знаменитомъ дом подъ фирмой: "Бильсонъ и Слюмъ?" Вроятно, не слыхали, потому что его ужъ давнымъ давно нтъ на бломъ свт. Происшествіе, о которомъ разсказывалъ мой дядя, случилось лтъ восемьдесятъ назадъ съ однимъ путешественникомъ изъ этого дома. Это, въ нкоторомъ смысл, будетъ

"Повсть кочующаго торговца",

и старый дядюшка разсказывалъ ее такимъ образомъ:

"Однажды зимою, около пяти часовъ вечера, лишь только начало смеркаться, на Марльборогскихъ лугахъ, по дорог въ Бристоль, можно было видть путешественника, погонявшаго свою усталую лошадь… то есть оно, собственно говоря, его непремнно бы увидли, еслибъ какой-нибудь зрячій человкъ проходилъ или прозжалъ по этому тракту; но погода была такъ дурна, вечеръ до того холоденъ и сыръ, что не было на всемъ этомъ пространств ни одной живой души, и путешественникъ тащился одинъ, какъ можете себ представить, въ самомъ мрачномъ расположеніи духа. Будь здсь какой-нибудь купецъ тогдашнихъ временъ, приказчикъ, разносчикъ или сидлецъ, онъ при одномъ взгляд на желтую телжку съ красными колесами и на гндого рысачка съ коротенькимъ хвостомъ мигомъ смекнулъ бы, что этотъ путешественникъ былъ никто другой, какъ самъ Томъ Смартъ, изъ торговаго дома "Бильсонъ и Слюмъ"; но такъ какъ этого взгляда некому было бросить, то и оказывалось, что Томъ Смартъ и гндой рысачокъ совершали путешествіе въ глубокой тайн. Вы понимаете, что отъ этого никому не могло быть ни лучше, ни хуже.

"Немного на свт мстъ скучне и печальне Марльборогскихъ луговъ, когда на нихъ дуетъ сильный втеръ. Если вдобавокъ присоединить къ этому пасмурный зимній вечеръ, грязную и скользкую дорогу, безпрестанное паденіе крупныхъ капель дождя, и если, господа, ради опыта, вы мысленно подвергнете свои кости вліянію враждебныхъ стихій природы, то нечего и говорить, вы вполн поймете справедливость этого замчанія относительно Марльборогскихъ луговъ.

"Пронзительный втеръ завывалъ и прямо дулъ черезъ дорогу, сообщая дождевымъ потокамъ косвенное направленіе, на подобіе тхъ перекрестныхъ линій, какими въ школахъ украшаются ученическія тетрадки. На минуту онъ смолкалъ, какъ будто истощенный въ своихъ бшеныхъ порывахъ, и вдругъ опять и опять — Ггу-Г-г-гу! — и втеръ снова принялся ревть и свистать по широкому раздолью, по долинамъ, по холмамъ, по равнинамъ, по ущельямъ, собираясь со свжими силами и какъ будто издваясь надъ слабостью бднаго путешественника, промокшаго до костей и проникнутаго судорожною дрожью.

"Гндой рысачокъ, взмыленный и вспненный, поминутно фыркалъ, прядалъ ушами и забрасывалъ свою голову назадъ, выражая, очевидно, неудовольствіе противъ буйства земныхъ стихій; это, однакожъ, не мшало ему трусить довольно врными и ршительными шагами до тхъ поръ, пока новый порывъ втра, неистовый и дикій, не заставлялъ его пріостановиться на нсколько секундъ и глубже водрузить свои ноги въ грязную лужу, вроятно, для того, чтобъ предупредить опасность носиться на крыльяхъ втра по воздушному пространству. Разсчетъ рысака обнаруживалъ въ немъ необыкновенную смтливость умной лошадки: онъ былъ такъ воздушенъ, желтая телжка такъ легка, и Томъ Смартъ настолько безкровенъ, что безъ этой предварительной мры ураганъ неизбжно долженъ былъ бы умчать ихъ на облакахъ за предлы видимаго міра, и тогда… но тогда, вы понимаете, повсть эта не имла бы никакого значенія и смысла.