Шумъ и толкотня, ознаменовавшіе начало слдующаго дня, въ состояніи были расшевелить душу самаго романтическаго мечтателя, возвращая его изъ области воздушныхъ умозрній къ предметамъ дйствительной жизни. Лишь только разсвтъ заглянулъ въ окна усыпленныхъ домовъ, по улицамъ раздались звуки трубъ и барабановъ, топотъ коней и крикъ людей, «Синихъ» и «Желтыхъ», возвщавшихъ объ окончательныхъ приготовленіяхъ къ великой борьб между обими враждующими партіями въ славномъ город Итансвилл. Пикквикисты пробудились и тломъ, и душой. М-ръ Самуэль Уэллеръ, ночевавшій въ гостиниц «Павлина», пришелъ раннимъ утромъ будить великаго мужа.

— Ну, Самъ, каково идутъ дла? — спросилъ м-ръ Пикквикъ, когда исправный слуга переступилъ черезъ порогъ его спальни. — Суматоха, я полагаю, страшная, а?

— Да, сэръ, все, что называется, кипитъ, горитъ и юрлитъ, какъ, бывало, говаривала моя бабушка, когда переваривалась въ печи ея похлебка съ. крапивой и петрушкой. — Въ гостиниц "Сизаго медвдя" уже давно кричатъ во все горло.

— Это показываетъ, любезный, ихъ усердную привязанность къ общему длу — не такъ ли?

— Да какъ же иначе, сэръ?

— Горячо работаютъ, Самъ?

— Кипяткомъ, сэръ. Въ жизнь не видывалъ такого пьянства и обжорства: дивиться надо, какъ никто изъ нихъ не лопнетъ.

— Здшнее джентри, стало быть, очень щедро?

— И сказать нельзя.

— Какой свжій и бодрый народъ! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, выглядывая изъ окна.

— Правда ваша, сэръ, народъ удивительно свжій, — отвчалъ Самъ, — я и два буфетчика изъ гостиницы «Павлинъ» только-что откачали сегодня десятка три «Желтыхъ» молодцовъ, что перепились вчера посл ужина.

— Какъ откачали! — вскричалъ м-ръ Пикквикъ.

— Да такъ, сэръ, очень просто: они повалились, гд кто попалъ, и, повидимому, никакою пушкой нельзя было расшевелить ихъ. Вотъ мы съ буфетчиками и вытащили ихъ всхъ, одного за другимъ, на вольный воздухъ, вытащили да и поставили подъ насосъ, поставили да и ну откачивать. Откачали, сэръ: на каждую голову, я полагаю, пришлось ушата по четыре. За то теперь вс — молодецъ къ молодцу: свжи, сэръ, здоровы и готовы лзть на стну за м-ра Фицкина, который ужъ цлую недлю кормитъ ихъ и поитъ на свой счетъ.

— Можетъ ли это быть?

— Очень можетъ. Да гд же вы изволили родиться, сэръ, если не понимаете этихъ вещей? Бываютъ здсь продлки почище этой.

— Почище?

— Именно такъ. Вотъ хоть, примромъ сказать, вечеромъ третьяго дня, наканун послднихъ выборовъ «Желтые» смастерили отличную штуку: они подкупили буфетчицу "Сизаго медвдя" запустить, что называется, к_о_к_у с_ъ с_о_к_о_м_ъ въ пуншевые стаканы четырнадцати избирателей, которымъ слдовало подавать голоса въ пользу м-ра Сломки.

— Что это значитъ — кока съ сокомъ?

— Попросту сказать: сонный порошокъ, подсыпанный въ коньякъ. Напились они, голубчики, напились да и проспали больше сутокъ, a выборъ кончился безъ нихъ. Одного, правда, привезли для опыта въ городскую ратушу, да толка не вышло никакого: спалъ мертвецки, хотя и колотили его въ спину. Длать нечего: отвезли его назадъ и положили въ постель. Четырнадцати голосовъ какъ не бывало! Это все длаетъ, говорятъ, агентъ м-ра Фицкина: продувная бестія!

— Странно, очень странно, — проговорилъ вполголоса м-ръ Пикквикъ, обращаясь отчасти къ себ, отчасти къ Саму.

— Конечно, сэръ, странность тутъ имется въ нкоторомъ род; да все же это, съ вашего позволенія, совсмъ не то, что случилось однажды съ моимъ отцомъ во время выборовъ въ этомъ же самомъ город. Вотъ, сэръ, штука, такъ штука!

— Что такое? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Кажется, я уже имлъ честь докладывать вашей милости, что онъ служилъ въ кучерахъ, да и былъ онъ слишкомъ толстъ, чтобы заниматься какимъ-нибудь другимъ ремесломъ. Случилось однажды, привезъ онъ свою бричку въ этотъ самый городъ. Были выборы такъ же, какъ теперь, и одна изъ партій предложила ему привезти изъ Лондона джентльменовъ, общавшихся подать свои голоса въ пользу избираемаго кандидата, И вотъ, сэръ, наканун отъзда его вдругъ покорнйше просятъ въ комитетъ кандидата противной стороны для-ради, такъ сказать, нкоторыхъ объясненій по кучерской части. Приходитъ мой родитель, зеркала — уму помраченье; письменный столъ, разноцвтные огни, перья, чернила, груды бумагъ, дюжины дв джентльменовъ — присутствіе, сэръ, во всемъ разгар,- "Здравствуйте, м-ръ Уэллеръ, здравствуйте! " говоритъ одинъ джентльменъ сановитой физіономіи, — "очень радъ васъ видть, сэръ; какъ поживаете, м-ръ Уэллеръ?" — Слава Богу, — говоритъ мой отецъ, — покорно васъ благодарю, сэръ; вы тоже, надюсь, совсмъ здоровы, покорно благодарю. — "Садитесь, м-ръ Уэллеръ, покорнйше прошу васъ, сэръ, садитесь". Слъ мой отецъ рядомъ съ этимъ джентльменомъ, и минуты дв они пристально смотрли другъ на друга. — "Вы не помните меня, м-ръ Уэллеръ?" — говоритъ джентльменъ. — Нтъ, говоритъ, не могу припомнить вашей милости, — говоритъ мой отецъ. — "А я такъ васъ хорошо знаю, — говоритъ джентльменъ, — я знавалъ васъ еще мальчикомъ: какъ это могло статься, что вы меня не помните, м-ръ Уэллеръ?" — Нтъ, — говоритъ мой отецъ, — не помню, да и только. — "Это очень странно", — говоритъ джентльменъ. — Странно, — говоритъ мой отецъ. — "У васъ, должно быть, предурная память, м-ръ Уэллеръ", — говоритъ джентльменъ. — Предурная, — говоритъ мой отецъ. — "Я такъ и думалъ, — говоритъ джентльменъ: — не угодно ли стаканчикъ пунша, м-ръ Уэллеръ?" — Покорно благодарю, — говоритъ мой отецъ. — Вотъ они, сэръ, сидятъ да пьютъ, пьютъ да говорятъ насчетъ этихъ житейскихъ длъ и обстоятельствъ по кучерской части. Посл третьяго стакана пунша память y моего родителя какъ будто просвтлла, и ему показалось, что онъ точно припоминаетъ черты незнакомаго джентльмена. Сдлали стаканъ гоголь-моголя, для возобновленія знакомства, и тутъ же добрый джентльменъ вручилъ ему банковый билетъ въ двадцать фунтовъ. — "Между этимъ городомъ и Лондономъ прескверная дорога, м-ръ Уэллеръ: какъ вы думаете, сэръ?" — говоритъ джентльменъ. — Тяжеленько, сэръ, нечего сказать, — говоритъ мой отецъ. — "Подл канала особенно дорога никуда не годится", — говоритъ джентльменъ.- зда плохая, — говоритъ мой отецъ. — "Послушайте, м-ръ Уэллеръ, — говоритъ джентльменъ, — вы превосходный здокъ, и мы знаемъ, что вы можете длать съ вашими лошадьми все, что вамъ угодно. Такъ вотъ оно, видите ли, въ чемъ штука, м-ръ Уэллеръ: мы васъ очень любимъ и весьма уважаемъ ваши кучерскіе таланты. Завтра вамъ надобно будетъ привезти сюда нкоторыхъ джентльменовъ. Очень хорошо, м-ръ Уэллеръ: если случится какъ-нибудь, что лошадки ваши заартачатся, какъ скоро вы подете мимо канала, бричка перевалится на бокъ, и джентльмены полетятъ въ каналъ, — разумется, безъ всякаго вреда для ихъ костей, — то мы… вы понимаете, м-ръ Уэллеръ, мы будемъ вамъ очень благодарны за такую ласку". — Господа, — говоритъ мой отецъ, вставая со стула и обращаясь ко всмъ джентльменамъ, — вы народъ очень добрый, и я васъ полюбилъ отъ всего сердца. Еще стаканчикъ пунша за ваше здоровье, и все y насъ покатится, какъ по маслу. — Допивъ стаканъ, родитель мой раскланялся, положилъ деньги въ карманъ и вышелъ изъ дверей. Такъ вотъ оно, сэръ, поврите ли, — продолжалъ Самуэль, бросая невыразимо безстыдный взглядъ на своего господина, — поврите ли, что въ тотъ самый день, какъ родитель мой халъ съ лондонскими джентльменами, его лошади вдругъ заартачились, понеслись, забушевали, бричка опрокинулась, и джентльмены вс до единаго попадали въ каналъ,

— Какъ же ихъ вытащили оттуда? — торопливо спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Дло темное, сэръ, — отвчалъ Самуэль, значительно понизивъ голосъ. — Одинъ пожилой джентльменъ, кажется, совсмъ пропалъ безъ всти… то есть шляпу-то его нашли, это я знаю; но была ли въ шляп голова, это осталось подъ спудомъ. Но всего удивительне здсь то, что бричка моего родителя опрокинулась въ тотъ самый день и на томъ самомъ мст, гд и когда ей слдовало опрокинуться по предсказанію ласковаго джентльмена. Странная оказія!