Шрифт:
* * *
Не о войне – о том, что часто снится мнеИ сорок первый год, и страшный гость.О смутном угасающем огнеНад городом в четвёртый год войны.Да нет, не о войне – о зверской той зиме,О зное, снившемся под Новый Год,О черном, окровавленном письме,О лунном береге другой страны.Не о войне, о нет – о страшной той весне,О сгустке крови с маленькую горсть,О том, что мы спаслись – в чужой стране,О чувстве – перед мертвыми – вины. * * *
«Так вот, товарищи, – прошло полвека.»Перековали, значит, человека?»Затеяли, заворотили дело!»В копеечку, в копеечку влетело.»Свобода чтоб – и счастье без уродства…»Придётся подождать, уж как придётся.»Да, вкалывали так – порой хоть выжми!»И ждали, значит, лучшей, светлой жизни.»(А миллионы ж в жертву не хотели –»Ну, тех – «в расход, чего там, в самом деле!»)»Наголодались мы, нахолодались,»Намучались, наждались, набоялись.»И в лагерях, на койках, 'доходили' –»Переплатили, брат, переплатили.»И я, брат, – большевик: пора б дождаться –»Товаров больше бы, и больше братства.»Ну, выпьем за живых. Мороз, простыл я.»Россия, да… Россия… Эх, Россия…» * * *
Одному поэту в России
Терзали, кусали козявки,И мошки впивались больней.Холодные, черные пьявкиК душе присосались твоей.(А все же – стихи, вдохновенье,Писать про земную красу?)Живьём обглодали оленя –Большой муравейник в лесу.Заели. Но больше не грозенНичей муравьиный укус,И пьявки – багряные гроздья,Скелет – расцветающий куст.И к лучшему, значит: загрызли,Чтоб вышли стихи пободрей,Чтоб сердце училось при жизниБыть лакомым блюдом червей. VI
* * *
Мы птицы, мы ветры, кометы, ангелы.Летим, скорей!Вот берег Италии и берег Англии,Перу, Пирей!Апрельским днем, альпийским сиянием,la-la, la-la.К каким Испаниям, каким СиамамПричалю я?Но та страна, к которой причаливаем,Не на Земле.Ну что ж, не гляди с глухим отчаяниемВ холод полей.Стихает лазурь, погасла музыка.И воздух – ночной.О нет, не Гурзуф, о нет, не Грузия,Но всё равно.Одежды из черных базальтов наденем и –la-la, la-la.И в небе пройдет ночным видениемЗемля, Земля. * * *
Я был хозяин облаков и рая,Я был жилец мифического рифа,Я был соседом древнего ОрфеяИ жителем далекого эфира.Я был владельцем ночи и тумана.Мой Млечный Путь! Мое кольцо Сатурна!Я был бессменный сторож Ориона…Но это было тягостно и трудно.Я был хранитель моря и пустыни,Но, помнится, мне надоело это,И я вошел сквозь трепетные тениВ холодное, безжизненное тело.Я чувствовал, как леденело небо,Как лунный звук переливался в море,И, кажется, я улыбался слабоВ полупрозрачной облачной дремоте. * * *
Георгию Раевскому
В металлический мир кибернетикиМы входить не должны, не должны.У весенней волны АдриатикиМы возьмем голубые билетикиНa концерт облаков и луны.Я не очень люблю Аристотеля,Больше верю в Творца Вседержителя,Но боюсь (это грех или бред?),Что в минуту решат вычислителиВсё о Боге, о зле и добре.Обо всех чудесах мироздания,О неясном загробном свиданииИ о том, почему и зачемМы в задумчиво-смутном волненииНа высокие звёзды глядим. * * *
Фёдору Степуну
Он Иванов, Петров или Семенов.В туманный вечер он бежит в аптеку.Но кто он? Общежитие молекул,Колония протонов и нейтронов.Он тёмная компания энергий,Сообщество бесплотных волн и вихрей.Но он следил, как облака померкли,Как липы зашумели и затихли.Он из воды, каких-то минеральныхСолей. Он местожительство микробов.И он идет, задумчивый, печальный,Почти эфирный, о, почти астральный,Бессмертный дух… С таблеткой от озноба. VII
* * *
Ещё не дают душе улететьОбязанности, привязанности.О, солнце свободы, светлая вестьПрозрачной праздничной праздности!Ещё цепенеешь, горестный рабЗаботы, законов, покорности.О, светлое чудо покоя, рай,Легчайший свет беззаботности!Простимся с делами – долой дела! –С волненьями, огорчениями.И станут печали движеньем крыла,Беспечным, блаженным твоим тра-ла-ла,Свирелями, виолончелями.