Шрифт:
* * *
But the caverns are less enchanting to the unskilled explorer.
Ezra Pound
Но непосвященному меньше расскажут пещеры.
Эзра Паунд
Зачем, скажи, ты терпишь холод грубый,Не рвешь серебряную нить,Скрипач усталый, друг печальногубый,Кого надеешься пленить?Кто слушает? Кто вслушается в пеньеПоймет мелодию твою?Один смычок целует в восхищеньеСтруну, певучую струю.Ну что ж, мечтай, что там, у страшной двери,Где вьются тени средь теней,Увидишь ты, как тихо внемлют звериЖемчужной музыке твоей.Орфея-то, признаться, растерзали…Забудь — легенда, не беда.А нас, напротив, — по плечу трепали!(И жизнь нас — потрепала, да). * * *
«Поэты – бессмертны…» Светлело, неярко,Над лондонской маленькой Мраморной Аркой.Ты спорил о славе у края Гайд-парка,Где Байрон — а может быть, это Петрарка?Бессмертье поэтам? А если ни жарко,Ни холодно им от такого подарка?…Там дальше Вестминстер, аббатство, где лица«Бессмертных» поэтов… Но мрамор пылится,И Шелли не видит, что — солнце, что птицаЛетит над аббатством и воздух струится.…А в греческой урне, любимице Китса,Не сердце, а мертвое сердце хранится. * * *
Мы говорили о свободе воли,О Зле и о Добре мы говорили,О Боге, и о смерти, и о счастье(И снежное повечерело поле).Мы говорили об Экклезиасте,О карме, Достоевском и Эсхиле.Мы принимали белые пилюли,Усталые лежали на постели.Мы думали о том, что постарели,Что было в жизни очень много боли.Мы говорили… о свободе воли.И доброго мы ожидали знакаОт зимних звезд, от знаков Зодиака. * * *
Только ветер пролетит, пойдет широко,Над Онегой, а потом — над Окой.Только свет на непрозрачной тугой волнеПокачнется над ершом в глубине.Только золотом пальнет отряд пескарей,Только облако пойдет поскорей,Или утки к селезню подплывут,Он блестит, зеленый — ну изумруд!(Сочетание в реке утиных тенейС отражениями русских церквей.)Надо бы хоть уткой туда доплыть.Ну да что говорить, о чем говорить!Сказано — нет, и — сколько лет, сколько лет!Нет и нет, а на нет — и суда нет. ПОЛУОСАННА
* * *
Светлые белые горы –метаморфоза музыки,и воздух воскресного белого, снежного полдня –прозрачный кристалл тишины.Как много задумчивой мудростив снежном безветрии.Белеют сугробы, большие аккорды покоя.И солнце нисходит.…Потом, перед самым закатом,косые лучи, серебристые легкие флейты,играют прелюдию вечности. * * *
Я помню телеги в полях предвечернихИ глину дороги в возне воробьиной,Эстонское небо, осенний орешник,Грибы и чернику, сухой можжевельникИ мелкий ручей, серебристый, недлинный,Сияние сосен, прямых, корабельных,И вереск, лиловый, и желтый бессмертник,И желтый закат над эстонской равниной,И линию лодок — вечерних, последних.* * *
Туманный жемчуг, осенний день.Мутна земная дребедень.Мерцает нежная тишина,Больного мужа бранит жена.Серебрится дождик райски-легко,Идет прохожий с одной рукой.Сиренево-палевая высота.Спешит счетовод считать счета.И в мире бедной белибердыБлаженно-влажные сады,Алмазы дождя и фонарей,Жемчужный ветер с южных морей,В топазовом небе свет облаков,Опалово-нежный дым над рекой. * * *
Тогда смиряется души моей тревога.
Михаил Лермонтов
Особенно когда осенне-одиноко,И облако лежит покойно и широкоУ края светлого юго-востока.Особенно когда осенне-опустело,И озеро серей, и медленно и белоПоднялись гуси, точки для прицела.Особенно когда осенне-обреченно,И озими влажны, и сизая воронаНа поределом оперенье клена.Особенно когда совсем обыкновенно,Едва озарено, и чисто, и смиренно,Прозрачно и прощально, незабвенно.