Шрифт:
– Маринка, ты береги себя…
– Как получится, – процедила Коваль, стараясь не смотреть на нее. – Все, Хохол, поехали!
Марина молчала по дороге в аэропорт, молчала весь перелет до Москвы, молчала, проходя таможню, молчала, сидя в такси, везущем их в Домодедово…
От тишины звенело в ушах, но она упрямо не произносила ни слова, боясь разрушить создавшийся купол. Хохол поглядывал настороженно, но тоже не рисковал заводить разговоры. Не выдержал он уже в самолете, развернул ее к себе, встряхнул за плечи:
– Прекрати, я прошу тебя! Ты сейчас выглядишь так, словно кто-то умер.
Коваль посмотрела ему в глаза и только вздохнула тяжело, закусив губу. Женька подозвал стюардессу и заказал текилу, едва не силком влив в Марину целый стакан. В первом салоне, кроме них, никого не было, а потому она без зазрения совести напилась и отключилась, проспав весь полет как убитая, а очнулась уже дома, в спальне, раздетая и заботливо укрытая одеялом.
"Да-а, вот это расслабилась – не помню даже, как домой попала! И голова разламывается – похмелье…"
Кое-как поднявшись с постели, Коваль, схватившись одной рукой за голову, побрела в душ, но сил встать в кабину не хватило, она опустилась на коврик возле джакузи и замерла, обняв руками колени. В этой позе и нашел ее Женька минут через двадцать:
– Вот ты где! А я в спальню зашел – нет, думал, ты вниз пошла.
Марина подняла на него мутные глаза и приподняла рукой подбородок, упираясь локтем в колено.
– Что смотришь? Красавица?
Он сел рядом, притянул к себе, убирая с лица волосы.
– Красавица. Попробуй докажи, что это не так.
Она помотала головой и застонала:
– Го-о-споди, зачем ты дал мне так напиться? Я же сдохну до вечера…
– Сейчас душ примешь, чайку горяченького, и на улицу пойдем. – Женька поднял ее на ноги, сунул в кабину и открыл воду.
Водные процедуры, однако, не принесли облегчения, и чай с лимоном, и почти час, проведенный в беседке на улице, видимо, не в похмелье было дело. Они сидели в беседке, Женька курил, а Марина даже думать о сигаретах не могла без отвращения.
– Марина Викторовна! – заорал вдруг из сторожки у ворот Костя. – Тут такси подъехало, говорят, к вам!
– Сейчас гляну, – Женька выбросил окурок и направился к воротам.
Марине было абсолютно безразлично, кто и зачем приехал, она никого не хотела видеть и слышать. Но этот гость поразил ее своим появлением, потому что это оказался брат. Оттолкнув растерявшегося на долю секунды Хохла, Димка ринулся к ней и схватил за борта куртки, легко подняв и со всей дури швырнув в снег.
– Ты… ты… тварь, сука, чтоб ты сдохла, тварь!
Коваль обалдела, попыталась встать, но он не дал, пнул ногой в живот, она скорчилась и снова упала. От ворот бежали охранники, отец и Хохол, но Димка, казалось, не понимал, что делает, он снова подскочил к Марине и, рывком подняв на ноги, врезал по щеке так, что она на какой-то момент ослепла от боли.
– Сука… нашлась на мою голову! Почему ты не сдохла еще тогда, в детстве?! Какого хрена… ты влезла в нашу семью?!
Продолжить вдохновенную речь ему не дал Хохол, с размаху ударивший Дмитрия кулаком в печень и заставивший того сложиться пополам.
– Ах ты, фраер в погонах! Вы только это и можете – женщину ботинками пинать, мужику-то врезать очко бы сыграло?!
– Женя… не смей… – прохрипела Коваль, видя, что он заносит руку для очередного удара. – Не смей, я запрещаю…
Отец наклонился над ней, вытер кровь с разбитых губ:
– Мариша, детка… – Но она оттолкнула его руку, пытаясь встать на ноги:
– Пусти! Что происходит?! Отпустите их! – велела Марина охранникам, скрутившим Димку, а заодно и Хохла. – Мне объяснит ктонибудь, в чем дело?!
– Ты… ты еще спрашиваешь… в чем дело… – прохрипел Димка, корчась от боли в боку. – А кто моего сына сманил в этот чертов город?! Скажешь, не из-за тебя он сейчас в больнице?! Все ты со своими бандюками… Тварь, только ты виновата!
– Следи за базаром, мусор! – взвился Женька, пытаясь вырваться из рук мгновенно заблокировавших его Севы и Гены. – Да отпустите вы меня!
Отец метался между сыном, дочерью и ее любовником, пытаясь как-то урезонить всех троих, но на него никто не обращал внимания. Коваль вытерла сочащуюся из губы кровь тыльной стороной перчатки и зло посмотрела на брата.