Черным ветром набросился из-за угла Рус на бандитов. Ближайшему сразу раскроил автоматом голову. Запустил им во второго. Первые секунды те опешили, по после того, как монах мертвым поверг на землю третьего, схватились за палки и ножи. Времени не было выжидать, приспосабливать тактику. Двое детин тащили Суня к машине. Рус яро обрабатывал остальных, образовавших вокруг него круг. Огнестрельного оружия у них уже не имелось. Довольно ловко боевики орудовали палками, но этого им было недостаточно в борьбе с монахом. Сбив с ног обводными ударами еще двоих, он подскочил к автомобилю и со всей силы обрушил удар колотушек на согнутую спину бандита. Тот мгновенно обмяк и повис на дверце машины. Второй, уже находясь в салоне, мертво держал Суня за связанные руки и продолжал тащить его внутрь.

Взревев мотором, старая «тойота» рванула вперед. Ноги Суня потащились по земле. Рус остервенело бросился следом. Догнал, вспрыгнул на багажник, на крышу, рассадил нунчаками переднее стекло. Машина продолжала набирать обороты. Рус, присел, выбил боковое стекло, но водителя никак не мог достать: тот изгибался в кабине, не позволяя дать себя поразить.

Из-за очередного поворота вывалила огромная толпа. Она дико визжала, потрясая дубьем и кольями. С ними нисколько полицейских. Автомобиль резко притормозил. Рус по инерции вылетел навстречу бегущим. Снова машина рванула вперед, стремясь раздавить монаха. Рус отскочил и молниеносно через разбитое окно нанес оглушающий удар водителю. «Тойота» заюлила в стороны. Но тут уже разъяренные полицейские набросились на него. Замелькали в воздухе нунчаки. Как снопы, попадали служители порядка и несколько гражданских. Но толпа уплотнялась. Рус уже не видел машины — только гротескные, оскаленные в звериной похоти, рыкающие лица обывателей. Они падали, визжали от ударов, но продолжали наседать.

Вдруг плотный, удушливый дым в нескольких местах стал обволакивать место побоища. Смрадный запах быстро заполнил местность. Люди бросились в разные стороны. Рус тоже отбежал от дыма. Везде плюющиеся и харкающие фигуры. Машина исчезла.

Взвыв от обиды и отчаяния, Рус рванулся сквозь толпу назад, лишний раз награждая взьерошенных мещан ударами нунчаков по голове. Бросился обратно во двор, разогнал оторопевших от неожиданности, успокоившихся было бандитов, вспрыгнул на забор и побежал по нему к другим улицам. Двора через четыре спрыгнул с забора, выбежал на улицу. Там стояла велорикша. Вскочил на нее, бешено закрутил педалями, оставляя позади тяжелую пыль.

Задыхался. Слезы кровной обиды, неисполненного мщения застилали глаза, туманили мелькавшие впереди силуэты. Он гнал рикшу на сумасшедшей скорости, не притормаживая на поворотах, не обращая внимания на ухабы и ямы. На одном из перекрестков врезался в массу людей, столь же горластую, что и первая. Рикша перевернулась. Вывалился сам. Поднялся гвалт, суматоха, проклятия. Пользуясь общей неразберихой первых секунд, Рус скользнул во двор ближайшею дома и снова заборами, дворами устремился к реке. В городе нарастала пальба, неистовый гул хмельной раздосадованной толпы.

Боевики «Черного лотоса» быстро окружали парк и прилегающие к нему улицы. Впереди уверенно вышагивал служитель. Он быстро отдавал резкие гортанные указания, и крепкие ребята, вооруженные замысловатыми приспособлениями, бойко разбегались по указанным направлениям.

Служитель был уверен: в этом парке он обложит беглеца и завершит шумную кампанию до появления беснующихся толп граждан.

Они выскочили на поляну у домика кладбищенского сторожа. Но старейшина вдруг застыл, как вкопанный. Идущие следом недоуменно поглядывали то на вожака, то на стоявшего в предупреждающей стойке беглеца.

Рус стоял с широко расставленными ногами, чуть согнув их в коленях. Руки, согнутые в локтях, разведенные вперед и в стороны, ладонями к небу с растопыренными пальцами, угрожающе замерли в ожидании действия.

— Истина на ладонях Будды! — вскричал потрясенно старейшина.

Нападающих смутила необычная стойка монаха, но они продолжали недоуменно поглядывать на обоих. Эта стойка им ни о чем не говорила, кроме как о предупреждающей готовности.

— Знак всесильного «Белого лотоса» — знак предупреждения, полной готовности и самопожертвования. Будда во власти момента! — явно охваченный замешательством, возбужденно говорил старейшина.

— Мы не можем поднимать руку на членов «Лотоса». Их бойцы потом никого не оставят в живых. Эти призраки безбоязненны. Быстро за мной, пока очумелый не принял наш вызов. Исчезнуть и не появляться до моих указаний. А я еще не хотел идти. Проклятие и пепел на мою голову… Быстро исчезаем. Пусть шальная толпа беснуется — мы по домам.

Скоро утих шум за большой ватагой боевиков. Медленно раскрывались глаза Руса. Лицо устало обмякло, приняло отрешенное выражение. Руки сначала сошлись вместе, но на разной высоте, ладонями внутрь, потом молниеносно разошлись в стороны, вниз, как бы раздвигая массивный занавес.

Скоро монах увидел мутный блеск вод Синьцзяна. Вдоль берега копошились рыбаки и перевозчики. Лодки приглашающе покачивались на волнах. Но он шел в отдалении, приглядываясь к суднам, определяя, какое удобнее выкрасть. На берегу находилось много народу, занятого своими бытовыми делами. Они изредка поглядывали в сторону города, прислушиваясь к пальбе, пожимали плечами, перекидывались недоуменными репликами между собой.

Возможности предпринять что-нибудь неординарное не представлялось. Долго шел он вдоль реки, пока не увидел, как очередная лодка с мотором причалила к берегу и ее владелец начал переносить поклажу на землю. Мотор он не заглушил. Осмотревшись, Рус не раздумывал — подошел к лодочнику, нагнулся к нему… Там и оставил лежать его у плескавшейся вонючей воды.