Шрифт:
Внезапно разводной мост поднимается. Когда я вошла в гостиную, Оро светился изнутри — дом открыт, заходи. А теперь — приблудная кошка. Что я не так сделала?
— Оро-сан! — Гермико в серебристых ботиночках «эльф» сбегает вниз по пандусу.
— Гермико-сан. — Он кланяется низко, но резко. Отрывисто.
— Куда пойдем? — спрашивает она.
— Ресторан тут, в двух шагах. — Оро направляется к стеклянным дверям, что выходят на улицу, и даже не оглядывается проверить, идем ли мы следом.
— Классная маскировка! — шепчет мне Гермико. Двери плавно расходятся, мы выходим вслед за ним на тротуар.
— Эй, вы только гляньте, да это ж Фу Манчу [87] ! — Гопа американских моряков замедляет шаг, вот они скользнули по Оро взглядами и фланируют дальше по улице, гогоча над крошкой-япошкой в длинном черном плаще.
Оро словно не замечает, хотя лицо его потемнело едва ли не под цвет плаща. Мы гуськом семеним за ним по тротуару, увертываясь от туристов с Запада и групп японских бизнесменов, уже «тепленьких» — видать, пропустили стаканчик-другой.
87
Персонаж серии романов английского автора Сакса Ромера (1883–1959), зловещий злодей-китаец, борющийся за мировое господство, персонификация «желтой опасности», то есть экспансии с Востока («Дочь Фу Манчу» (1931), «Маска Фу Манчу» (1932), «След Фу Манчу» (1934) и т. д., всего — более двух десятков книг).
— А эта часть Токио называется как-нибудь? — окликаю я Оро.
— Роппонги, — бросает он, не потрудившись даже обернуться. И спешит дальше; плащ развевается за плечами.
Он останавливается перед монолитом черного мрамора, в который вставлена узкая дверца черного стекла.
— Вот здесь. А меня вы извините. У меня голова ужасно разболелась. Боюсь, мне лучше пойти домой, нежели вам вечер портить. Будьте добры, поужинайте как мои гости. Столик заказан на имя мистера Дина.
И он исчезает, прежде чем я успеваю придумать достойный ответ.
Мы с Гермико стоим рядышком и смотрим на наши отражения в черном мраморе.
Сидим в обтянутой винилом кабинке на нижнем этаже заведения из разряда «цыпленок-гриль», изучаем простеганные бархатом меню. Монолит черного мрамора, где Оро заказал столик, выглядел так, словно сдерут там с тебя на порядок больше, нежели оно того стоит, а у меня, например, с этим делом проблемы. По правде говоря, ощущение такое, словно мне отвесили пощечину, причем непонятно за что. Но я напомнила себе, что здесь — чужая страна, и, невзирая на то что щеки пощипывает от унижения, ни в чем нельзя быть уверенной. Гермико тоже помалкивает, так что решаю проверить свою гипотезу.
— А что, это охрененное хамство или где? Гермико не поднимает глаз от меню.
— Что именно?
— То, что он выкинул.
— О, — она улыбается про себя, точно что-то вспомнила, — к этому привыкаешь.
— Я привыкать отказываюсь. Приглашает нас на ужин, а потом «кидает». И вообще кто такой мистер Дин?
— Джеймс Дин [88] , — поясняет Гермико, скорее обращаясь к меню, нежели ко мне.
— Держите меня четверо. В Оро четыре фута росту, большую часть своей жизни он тратит на поклоны — вот уж действительно «Бунтовщик без причины»!
88
Дин Джеймс (1931–1955) — американский актер с крайне скандальной репутацией; в 24 года погиб, разбившись на «Порше-Спайдер-550». Фильм «Бунтовщик без причины» Николаса Рея, где Дин сыграл главную роль, впоследствии стал манифестом целого молодежного поколения.
Гермико закрывает меню.
— Ему позволено быть грубияном, даже нонконформистом.
— Держу пари, он даже улицу переходит, страшно сказать, на красный свет.
Гермико глядит на меня ничего не выражающим взглядом: подошла официантка…
— Ты уже выбрала?
— Думаю, возьму телячьих ребрышек, а к ним имбирное тофу.
Гермико излагает наш заказ официантке; платье ее — из той же темно-алой ткани с ворсистым рисунком, что пошла на обложку меню.
— Это я виновата. Не надо было мне приходить.
— Что еще за фигня?
— Ему хотелось побыть с тобой, Луиза.
Официантка возвращается и швыряет на стол две пластмассовые глазурованные чашки с разноцветным овощным салатом.
— А почему бы ему так и не сказать напрямую?
— Это прозвучало бы грубостью. Если ты и так знаешь, чего ему надо, зачем ему вообще что-то говорить?
— А мне казалось, ему дозволено быть бунтарем.
Гермико одаривает меня взглядом из тех, с которыми я здесь на каждом шагу сталкиваюсь, а понимать начинаю только теперь. Означает он примерно следующее: «Даже если я объясню, все равно ты не поймешь, ты ведь не японка». А вслух говорит:
— Высказываться начистоту вовсе не считается у нас бунтарством; это просто-напросто глупость.
Мой рот набит салатом, слаще которого я в жизни своей не пробовала.
— Охрененно это все достает.
— Знаю. — Гермико накрывает мою руку своей. — Можно говорить начистоту?
— Да хоть от кого-нибудь бы дождаться!
— Я не уверена, что ты вполне понимаешь ситуацию.
— Какую еще ситуацию?
— Ну, насчет твоего романа с Оро.