— Кто сказал, что у меня с ним роман?

Гермико берет в руки пластмассовые палочки и снова откладывает их на стол.

— Нечего изображать наивность. Я видела, как ты вела себя на его концерте. Я видела, как он смотрел на тебя за кулисами. Ты просигнализировала готовность, и он тебя «подцепил».

— Я должна чувствовать себя польщенной?

— Как тебе угодно.

— Гермико, ты с ним трахаешься?

Она пытается изобразить, будто до глубины души шокирована, но не выдерживает и разражается смехом.

— В Японии таких вопросов задавать не принято.

— Значит, трахаешься.

— Мы — как брат с сестрой.

— Которые трахаются.

— Луиза! Я склонна думать, что Оро много кого трахает — уж кто бы там ему ни приглянулся.

— Мальчик мне по сердцу.

— Но если ты выберешь его, а он выберет тебя, назад хода не будет.

— Ты сказала, он может делать все, что захочет.

— У тебя — свои представления о свободе. Здесь они неприменимы. Он — маленькое божество, обладающее огромной властью. Но его поклонники, все те, кто дает ему эту власть… они им питаются.

— То есть ты мне советуешь держаться от него подальше.

— Если ты принимаешь Оро, то его историю ты тоже принимаешь. Его миф. Ты становишься персонажем в его драме.

Я хлопаю рукой по столу и разражаюсь громким смехом. Пластмассовые глазурованные чашки со стуком подпрыгивают.

— Тоже мне, удивила. Театральный педик, фу-ты нуты! Я на сцене не первый год, так что этот типажик с первого взгляда распознаю, Гермико, лапушка. Торонто звездами битком набит. Я просто хочу поиметь его, я вовсе не собираюсь входить в его созвездие на веки вечные. Гермико коротко кланяется.

— Мне так приятно, что ты прояснила свою позицию. Да уж. Может, она просто в толк не возьмет, как это ее безупречного божка влечет к бабище настолько здоровущей, что она его целиком проглотит, не поморщится. Что ж, не одна ты в поле кактус. Я тоже этого в упор не понимаю. Он — само совершенство, а я… ну, что я? Луиза-Луиза, подлиза, сырник снизу. Может, он рассчитывает, что благодаря такому контрасту еще больше выиграет в глазах публики. А то ему это нужно!.. По большей части я вообще стараюсь не думать о том, что происходит. Я — из тех девушек, что слушаются пизды. С остальным разберемся позже.

Гермико постукивает серебристым ноготочком по скатерти «Формика».

— Луиза, очнись! Ты где?

— Я здесь.

— Официантка хочет знать, что не так с ребрышками. Поднимаю взгляд на недоуменное лицо ворсопечатной официантки. Как давно она тут торчит?

— Скажи ей, что все дженки-дженки, просто жадность фраера сгубила.

Официантка пожимает плечами и уносит мою полную до краев тарелку прочь.

— Мыслями ты где-то далеко. — Гермико легонько касается моей руки подушечками пальцев. — И такая печальная.

— Печальная? Вот уж нет. Просто устала немного. — Когда я надумаю взгрустнуть, я ей первая об этом скажу, уж не сомневайтесь!

В темном-темном гостиничном номере, темной-темной ночью, в самый разгар моих непроглядно-темных снов звонит телефон. На цифровых часах алым высвечивается 3.14.

— Простите, пожалуйста, вам звонят, — сообщает мягкий женский голос.

Как правило, если слышишь телефонную трель, именно к такому выводу и приходишь.

Синтезатор выводит первые аккорды «Пришлите клоунов».

— Привет, это Оро.

— Оро, на дворе гребаная ночь.

— Ты спишь.

— Нет, разговариваю по гребаному телефону.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Могли бы сделать это и раньше, еще в ресторане, мистер Дин.

— Луиза, ты на меня очень злишься?

— А хули нет.

— Хули нет, — бормочет он, пробуя слова на вкус. — Я ужасно извиняюсь. Мне так хотелось тебя увидеть, но только тебя. Понимаешь? Не Гермико — Гермико я все время вижу. Она мне как сестра.

Его грудной голос звучит совсем тихо: приходится напрягать слух, чтобы разобрать хоть что-нибудь. Актерам этот трюк отлично известен: если зритель боится чего-то недослышать, он же на самый краешек сиденья сползет. А еще в этом голосе звучат мурлыкающие интонации… нет, это было бы слишком просто, скорее низкий гуд, от которого вибрирует все мое существо.

— Понимаю.

Какого фига с ним спорить, или бранить его, или заставлять чувствовать себя распоследней свиньей из-за этой его дурацкой выходки? Против идеального, всепоглощающего себялюбия ничего не сработает. Да какого хрена, он же актер, он изобразит все, что мне нужно. В жизни не встречала человека настолько «прозрачного». А это вам не фунт изюму, верно?