— Такъ давай же ей иногда хоть по мух, если хочешь, чтобъ она исполняла свою цль. Хочешь ли ты, чтобъ и я тебя сопровождалъ туда, или предпочитаешъ восходить единственнымъ свтиломъ за чайнымъ столомъ мистрисъ Дургамъ?

— Теб и безъ того придется идти.

— Вотъ и прекрасно! Я зайду за тобою въ восемь часовъ. До свиданія, мой другъ. Я увренъ, что мы будемъ тамъ упиваться божественными наслажденіями.

Въ назначенный часъ какъ-разъ явился Бенно. Онъ засталъ Свена оканчивающимъ свой туалетъ.

— Съ какимъ однако вкусомъ умешь ты одваться, сказалъ Бенно, съ непритворнымъ удивленіемъ, осматривая своего друга съ головы до ногъ: — сейчасъ видно, что ты воспитанъ женщиною и полжизни провелъ въ женскомъ обществ. Вдь он посвящаютъ васъ во вс мистеріи таинственной науки, извстной подъ общимъ названіемъ вкуса, и остающейся для насъ, ученыхъ троглодитовъ, книгою за семью печатями. Посмотри же на меня! можешь ли ты взять меня съ собою въ такомъ вид?

Бенно всталъ предъ нимъ, какъ маленькій мальчикъ предъ матерью, и медленно повертывался на каблукахъ, между тмъ Свенъ то перевязывалъ ему галстухъ, то поправлялъ воротникъ, и наконецъ застегнулъ какъ слдуетъ пуговицу на жилет, которая была застегнута не на ту петлю. Наконецъ все было приведено въ порядокъ и друзья отправились въ путь.

— А я видлъ маленькаго Миллера, разсказывалъ Бенно, спускаясь по дорог вдоль берега: — и поразспросилъ его о Дургамахъ. Оказывается, что нтъ ничего особеннаго въ приглашеніи, полученномъ нами; мистеръ Дургамъ приглашаешь всхъ, кто длаетъ ему визитъ и иметъ право на уваженіе. По четвергамъ и воскресеньямъ его залы открыты для всхъ друзей и знакомыхъ. Сегодня четвергъ, и мы застанемъ тамъ многочисленное общество. Маленькій Миллеръ говорить, что нельзя ничего себ представить очаровательне этихъ вечеровъ. Каждый приходить и уходитъ когда хочетъ, и веселится какъ хочетъ. Дургамъ, должно быть, умнйшій человкъ и въ особенности интересуется естественными науками. Миллеръ говорить, что его коллекціи великолепны. Единственною тнью на свтлой картин является мистрисъ Дургамъ, которая, по словамъ моего пріятеля Миллера, должно быть пренесносное созданіе.

— Твой пріятель Миллеръ дуракъ, сказалъ Свенъ съ запальчивостью.

— Я-то давно объ этомъ догадывался, но ты-то съ коихъ поръ сдлалъ это открытіе?

— Какъ этотъ человкъ осмливается произносить имя подобной женщины? Какъ онъ осмливается высказывать о ней свое мнніе? О той — о той, которая такъ высоко стоить надъ нимъ, такъ высоко, какъ златовидная луна надъ мопсомъ, лающимъ на. нее! Какъ онъ сметъ?

— Съ нами крестная сила! воскликнулъ Бенно: — этотъ человкъ бредитъ женщиной, которую въ жизнь не видывалъ! Не сердись на меня, Свенъ, но я не шутя думаю, что ты рехнулся. Пойдемъ-ка лучше прогуляться по берегу, чмъ идти въ гости. Прогулка, тебя успокоитъ и прогладитъ. Вдь ты просто вн-себя.

— Нтъ, нтъ! торопливо заговорилъ Свенъ: — я совершенно спокоенъ, но мн всегда бываетъ досадно, когда люди берутся обсуждать то, чего ршительпо не понимаютъ. Ну вотъ мы и пришли. Главный-то подъздъ, кажется, съ рки; вдь на этотъ разъ намъ не надо перелзать чрезъ ршетку.

Въ передней встртилъ ихъ лакей, снялъ съ нихъ верхнее платье и спросилъ на ломанномъ нмецкомъ язык ихъ фамиліи, потомъ, отворивъ двери, провозгласилъ дв фамиліи, имвшія самое отдаленное сходство съ именами молодыхъ людей.

Въ зал было нсколько мужчинъ, прилежно разсматривавшихъ колекцію жуковъ, разложенную на большомъ кругломъ стол. Одинъ изъ этихъ господь подошелъ встртить новыхъ гостей и привтствовалъ ихъ вжливыми словами.

— Вы сдлали намъ честь своимъ посщеніемъ, сказадъ онъ: — не угодно ли вамъ пожаловать въ гостиную, гд я представлю васъ мистрисъ Дургамъ, которая находится въ слдующей комнат?

Господинъ, произносившій эти слова на нмецкомъ язык съ иностраннымъ акцентомъ, представилъ обоихъ друзей всмъ своимъ знакомымъ, разсматривавшимъ жуковъ вокругъ стола, и какъ оказалось, почти вс знакомы съ Бенно; посл этото повелъ ихъ въ смежную гостиную. Ему было около сорока лтъ, роста онъ было средняго, широкоплечъ и съ прекраснымъ, выразительнымъ лицомъ, на которомъ отпечатлвалось невозмутимое спокойствіе англичанина. Въ его голос звучала вжливая благосклонность, но безъ всякой теплоты; свои привтствія онъ произносилъ какъ заученный урокъ.

Смежная комната оказалась тою самою гостиной, которую Свенъ такъ хорошо помнилъ съ самаго того утра. Но въ то время комната была пуста, въ ней царствовали полусумерки, среди которыхъ демонскіе полуопущенные глаза той красавицы приводили въ смятеніе впечатлительнаго постителя. Теперь же комната была оживлена многочисленнымъ обществомъ и розовые оттнки заходящаго солнца, врываясь въ гостиную сквозь открытыя двери балкона, сливались съ ослпительнымъ свтомъ свчей.

Свенъ замтйлъ эту разницу, пока его взоръ устремился на желанный портретъ для удостовренія себя въ его пребываніи здсь, и въ ту же минуту обратился на даму, сидвшую на диван за кипящим самоваромъ и угощавшую чаемъ гостей, сидвшихъ вокругъ стола.

Эта дама была оригиналомъ портрета.

Но удивительная вещь: Свенъ чувствовалъ странное разочарованіе. Онъ долженъ былъ согласиться, что художникъ не отступилъ, можетъ быть, отъ правильной красоты очертаній, отъ нжности, красокъ, богатства дивныхъ темнорусыхъ волосъ; но то упорное презрніе къ жизни въ ея нсколько нахмуренныхъ бровяхъ, та неизреченная скорбь въ полузакрытыхъ, печально опущенныхъ глазахъ, то полное слезъ подергиваніе въ углахъ прекрасныхъ губъ — были ли хотя слды отъ всего этого на лиц спокойномъ какъ маска, привтствовавшемъ вновь представленныхъ гостей едва замтною улыбкой? «Поистин» такъ думалъ Свенъ посл того какъ былъ представленъ другимъ дамамъ и кавалерамъ, сидвшимъ вокругъ стола, и могъ держаться въ сторон, чтобъ безъ помхи длать сравненіе между оригиналомъ и портрегомъ: «поистин, я былъ вполн правъ, когда при первомъ впечатлніи почувствовалъ, что художникъ изображалъ не дйствительность, а идеалъ своего воображенія. Теперь предъ глазами моими неоспоримое доказательство. Успокойся, обманутое сердце, и пойми, что на земл не можетъ существовать того, что наполняетъ душу блаженствомъ.»