— Все исправить, начать все сначала. Единственное условие…

— Ах, еще и условие! — перебила она с нескрываемым сарказмом и украдкой оглянулась в поисках своих девчонок. Но те уже ушли, не стали ее дожидаться.

— Не издевайся, — непривычно тихо сказал Сергей. — Я задам один вопрос: он или я? Решай прямо сейчас, — и впился испытующе в ее лицо, и даже дыхание затаил, кажется. Яна почувствовала, как от напряжения прилила к щекам кровь, и отвела глаза, кляня себя за мягкотелость. (Ну как можно заявить человеку прямо в лицо, что он тебе больше не нужен? И тем более не чужому тебе человеку — такое чувство, будто породнились с Сережкой за эти месяцы… Избитая киношная фраза "давай останемся друзьями" здесь точно не прокатит, это было бы сплошным издевательством.)

Но он и так все понял, сквозь зубы процедил:

— Ну, не поминай лихом! — круто развернулся и пошел прочь, непривычно ссутулившись и сунув руки в карманы своей потертой коричневой байкерской куртки. У Янки сердце сжалось от необъяснимой тоски — сколько же раз она видела, как он уходит… Десятки, сотни раз.

— Подожди! — выкрикнула внезапно охрипшим голосом. — Прости меня.

— Почему же? — он взбежал обратно по ступенькам и встал рядом с ней, прислонившись спиной к перилам. На губах застыла небрежная кривая ухмылка, а лицо злое до чертиков: вот сейчас как выскажет ей все по порядку, мало не покажется!.. — Ты очень умно все сделала. Поздравляю.

— Все равно прости меня. Я перед тобой виновата. Даже не сейчас, а раньше…

— Опять со своими идиотскими прошлыми жизнями! — взорвался он. — Думаешь, я не понимаю, в чем дело? Ты меня протестировала по этой своей… как ее? Соционике, да? И решила, что я тебе не подхожу.

"Так он вот что подумал! А я сразу не догадалась, шляпа…" — она отрицательно взмахнула рукой, заглядывая снизу ему в глаза:

— Не в этом дело. Соционика здесь вообще не при чем. Просто скажи, что ты меня прощаешь.

Он медленно покачал головой, недобро прищурясь. Руки по-прежнему в карманах, небось сжаты в кулаки, ноги прочно расставлены — вид самый что ни на есть враждебный. И возвышается над ней на целую голову, чувствуешь себя рядом малюткой-лилипуткой, девочкой с пальчик!

— Для меня это очень важно. Ну пожалуйста… — презирая себя за этот просительный тон, повторила она в третий раз. Сережка вопреки всем ожиданиям смягчился и пробормотал:

— Ладно, Бог с тобой… — по-братски обнялись, словно перед долгой разлукой. Сергей прижал ее к себе так, что едва кости не захрустели, и что-то не торопился отпускать: — Где я такую найду?

— Найдешь себе нормальную, — Янка с осторожностью высвободилась из этих богатырских объятий: — Как ты в прошлый раз говорил?.. Без сдвига по фазе.

— Нормальную мне не надо, — с убеждением заверил он, и завелся опять по новому кругу: — Думаешь, я не понимаю, что ты делаешь? Хочешь со мной… как вы там говорите? Кармически развязаться. Да не реви, глупая… Я через неделю позвоню, будет время подумать.

— Не надо звонить… Так еще труднее.

— А-а, значит, вот как! — отстранил ее от себя и зашагал восвояси энергичным шагом, высокомерно вскинув стриженую русую голову. Уже у самых ворот обернулся и крикнул со злой улыбкой в полный голос (опять все знакомые-незнакомые в радиусе километра услышали, завтра весь лицей будет в курсе):

— Увидимся в следующей жизни! Я тебя не простил.

Еле сдерживая подкатывающие к горлу слезы, Яна похоронным шагом двинула к остановке — пора уже и к дому, родному дому… (Нечего здесь торчать на радость местным зевакам.) И замерла на месте: на крыльце возле корпуса лицея, всего лишь в десятке метров от нее, маячила нескладная долговязая фигура Капли. Выходит, торчал на своем наблюдательном пункте все это время, следил за ними с Сережкой, и теперь тоже не уходит, наслаждается зрелищем — любуется на ее зареванную физиономию и распухший красный нос! Взвившись ракетой, Янка со всех ног бросилась к лицейским воротам, не глядя, куда бежит, натыкаясь по пути на встречных прохожих.

Девчонки ждали ее на остановке в двух кварталах от лицея: мерзли, пританцовывали на одном месте, отбивая на асфальте чечетку, но не расходились. (Яна вяло порадовалась, что успела по дороге привести лицо в порядок, хотя бы сравнительный.)

— Ну и как? Что он сказал? А ты ему что?.. — заверещали подружки при виде нее, перекрикивая друг друга. Пока Яна раздумывала, что бы им ответить понейтральнее, выручила Машенция:

— В следующей жизни они решили не встречаться!

"Если б они только знали… До чего же пакостно на душе! Эта история мне еще аукнется", — без излишнего оптимизма подытожила Яна, отмалчиваясь или вяло отнекиваясь в ответ на Галькины энергичные расспросы. Вот бывают же такие дни — все идет наперекосяк, все через пень-колоду! Конечно, по-глупому вышло с Каплей, могла бы удалиться с достоинством, с высоко поднятой головой, так нет же — припустилась вскачь, как антилопа гну… А со сценой прощения еще глупее — точь-в-точь как в дешевой мыльной опере! (Для непосвященных, не рейкистов, вообще по-дикому прозвучит.) Но ведь и в самом деле важно расстаться по-человечески — no hard feelings, никаких тяжелых чувств, как говорят американцы.

Дома тоже ничего хорошего не ожидало. Погрузившись с головой в невеселые раздумья, Яна машинально толкнула дверь в свою комнату и остолбенела: весь пол был устлан пошматованными клочьями бумаги, словно первым снегом до срока присыпало. Неужели Гаврюха тетрадь разодрал?.. Как выяснилось, и того хуже: книга Мастера Ольги об исцеляющем фиолетовом пламени (как значилось на уцелевшей обложке), врученная на последнем семинаре по Рейки. Яна хотела ее перечитать не спеша, сделать для себя пометки, чтобы все уложилось в голове, но каждый раз откладывала на потом.