Вход/Регистрация
Пять поэм
вернуться

Низами Гянджеви

Шрифт:

Хосров видит во сне своего деда Ануширвана

Лишь кудри полночи разлили аромат, Свет утонул во тьме и свет был тьмой объят, И, ткани мглы развив, блеснул в выси кудесник, [128] Не чародей дневной, а страстных игр предвестник, — Вошел во храм Хосров, и там, склонивши стан, Он на ступени сел, еще шепча: «Яздан». Вчера из чаши сна не отпил он нимало, И дрема сладкая на юношу напала. И деда своего увидел он во сне. Дед молвил: «Юный свет! Весь мир в твоем огне. Ты четырех рабов утратил ненароком. Четыре радости тебе пошлются роком. За то, что ты вкусил столь горький виноград, [129] Но горестным не стал и не померк твой взгляд, Красавицу, о внук, обнимешь ты. Едва ли Такую красоту созвездья создавали. Затем: за то, что ног лишен твой лучший конь, Но все ж тебя не жжет неистовый огонь, Шебдиза обретешь. Его летучи ноги. Следы его подков не врежутся в дороги. А третья: твой отец дал бедному твой трон, Но от несчастия в том счастью — не урон. Утешен будешь ты сверкающим престолом. Он деревом златым возвысится над долом. Четвертое: за то, что, пылкий, не вспылил, Хоть шах прогнал певца и струн тебя лишил,— Барбеда ты найдешь; внимать ему услада,— Припомнившим о нем сладка и чаша яда. Утратив камешки — клад золотой найдешь, Костяшки потеряв — ты перлов рой найдешь». Стряхнул царевич тьму дремотного тумана И встал, и вновь хвалой прославил он Яздана. Он целый день молчал, был думой взор одет, Он будто все внимал тому, что молвил дед. И, мудрецов созвав, он рассказал им ночью О том, что видел он как будто бы воочью.

128

Кудесник— луна, по астрологическим представлениям, насылающая чары.

129

…вкусил столь горький виноград… — То есть был огорчен потерей гурского раба, соблазнившегося незрелым виноградом.

Рассказ Шапура о Ширин

И некий жил Шапур, Хосрова лучший друг, Лахор он знал, Магриб прошел он весь вокруг, Знай: от картин его Мани была б обида. Как рисовальщик он мог победить Евклида. Он был калама царь, был в ликописи скор. Без кисти мысль его могла сплетать узор. Столь тонко создавал он нежные творенья, Что мог бы на воде рождать изображенья. Он перед троном пал, — и услыхал Хосров, Как зажурчал ручей отрадных сердцу слов: «Когда бы слух царя хотел ко мне склониться, Познанья моего явилась бы крупица». Дал знак ему Парвиз: «О честный человек! Яви свое тепло, не остужай наш век!» Разверз уста Шапур. В струенье слов богатом Он цветом наделил слова и ароматом. «Пока живет земля — ей быть твоей рабой! Да будет месяц, год и век блажен тобой! Да будет молодость красе твоей сожитель! Твоим желаньям всем да будет исполнитель! Да будет грустен тот, кто грусть в тебе родил! Тебя печалящий — чтоб в горести бродил! По шестисводному шатру [130] моя дорога. Во всех краях земли чудес я видел много. Там, за чредою гор, где весь простор красив, Где радостный Дербент, и море, и залив — Есть женщина. На ней блеск царственного сана, Кипенье войск ее достигло Исфахана, Вплоть до Армении Аррана мощный край Ей повинуется. Мой повелитель, знай: Немало областей шлют ей покорно дани. На свете, может быть, счастливей нет созданий. Без счета крепостей есть у нее в горах, Как велика казна — то ведает Аллах. Четвероногих там исчислить не могли бы. Ну, сколько в небе птиц? Ну, сколько в море рыбы? Нет мужа у нее, но есть почет и власть. И жить ей весело: ей все на свете всласть. Она — ей от мужчин в отваге нет отличья — Великой госпожой зовется за величье. «Шемору» видел я, прибывши в ту страну. «Шемора» — так у них звучит «Михин-Бану». [131] Для месяцев любых, в земли широтах разных, Пристанищ у нее не счесть многообразных. В дни розы Госпожа отправится в Мугань, [132] Чтоб росы попирать, весны приемля дань. В горах Армении она блуждает летом Меж тучных нив и роз, пленясь их ярким цветом. А осень желтая надвинется — и вот На дичь в Абхазии вершит она налет. Зимой она в Барде. Презревши смены года, Живет она, забыв, что значит непогода. Там дышит радостней, где легче дышит грудь, Отрадный обретя в делах житейских путь. И вот в ее дворце, в плену его красивом, Живет племянница. Ее ты счел бы дивом. Она что гурия! О нет! Она — луна! Укрывшая лицо владычица она! Лик — месяц молодой, и взор прекрасен черный. Верь: черноокая — источник животворный. А косы блещущей, — ведь это негры ввысь Для сбора фиников по пальме поднялись. Все финики твердят про сладость уст румяных, И рты их в сахаре от их мечтаний пьяных. А жемчуга зубов, горящие лучом! Жемчужины морей им не равны ни в чем. Два алых леденца, два — в ясной влаге — лала. Арканы кос ее чернеют небывало. Извивы локонов влекут сердца в силки, Спустив на розы щек побегов завитки. Дыханьем мускусным она свой взор согрела,— И сердцевина глаз агатом заблестела. Сказала: «Будь мой взор что черный чародей. Шепни свой заговор всех дурноглазых злей». Чтоб чарами в сердца бросать огонь далече, Сто языков во рту, и каждый сахар мечет. Улыбка уст ее всечасно солона. [133] Хоть сладкой соли нет — соль сладкая она. А носик! Прямотой с ним равен меч единый, И яблоко рассек он на две половины. Сто трещин есть в сердцах от сладостной луны, А на самой луне они ведь не видны. Всех бабочек влекут свечи ее сверканья, Но в ней не сыщешь к ним лукавого вниманья. Ей нежит ветерок и лик, и мглу кудрей, То мил ему бобер, то горностай милей. [134] Приманкою очей разит она украдкой. А подбородок, ах, как яблоко, он сладкий! Ее прекрасный лик запутал строй планет, Луну он победил и победил рассвет. А груди — серебро, два маленьких граната, Дирхемами двух роз украшены богато. Не вскроет поцелуй ее уста, — строга: Рубины разомкнет — рассыплет жемчуга. Пред шеей девушки лань опускает шею, Сказав: «Лишь слезы лить у этих ног я смею». Источник сладостный! Очей газельих вид Тем, кто сильнее льва, сном заячьим грозит. [135] Она немало рук шипами наполняла, Кто розу мнил сорвать, не преуспел нимало. Узрев нарциссы глаз, в восторге стал бы нем, Сраженный садовод, хоть знал бы он Ирем. Как месяц, бровь ее украсит праздник каждый. Отдаст ей душу тот, с кем встретится однажды. Меджнуна бы смутить мечты о ней могли,— Ведь красота ее страшна красе Лейли. [136] Пятью каламами рука ее владеет [137] И подписать приказ: «Казнить влюбленных» — смеет. Луна себя сочтет лишь родинкой пред ней. По родинкам ее предскажешь путь ночей. [138] А ушки нежные! Перл прошептал: «Недужен Мой блеск! Хвала купцу! Каких набрал жемчужин!» Слова красавицы — поток отрадных смут, А губы — сотням губ свой нежный сахар шлют. Игривостью полны кудрей ее побеги, А лал и жемчуг рта зовут к истомной неге. И лал и жемчуг тот, смеясь, она взяла, И от различных бед лекарство создала. [139] Луной ее лица в смятенье ввержен разум. Кудрями взвихрены душа и сердце разом. Красой ее души искусство смущено, А мускус пал к ногам: «Я раб ее давно». Она прекрасней роз. Ее назвали Сладкой [140] : Она — Ширин. Взглянув на лик ее украдкой, Всю сладость я вкусил, вдохнул я всю весну. Наследницей она слывет Михин-Бану. Рой знатных девушек, явившихся из рая, Ей служит, угодить желанием сгорая. Их ровно семьдесят, прекрасных, как луна, Ей так покорны все, ей каждая верна. Покой души найдешь, коль их увидишь лики. От луноликих мир в восторг пришел великий. У каждой чаша есть, у каждой арфа есть. Повсюду свет от них, они — о звездах весть. Порой на круг луны свисает мускус; вина Там пьют они порой, где в розах вся долина. На светлых лицах их нет гнета покрывал; Над ними глаз дурной в бессилье б изнывал. На свете их красы хмельнее нету зелья. Им целый свет — ничто, им дайте лишь веселья. Но вырвут в должный час — они ведь так ловки — И когти все у льва, и у слона — клыки. Вселенной душу жгут они набегом грозным И копьями очей грозят мерцаньям звездным.. О гуриях твердят, что ими славен рай. Нет, не в раю они, — сей украшают край. Но все ж Михин-Бану, владея всей страною, Владеет не одной подобною казною. Привязан в стойле конь. Дивись его ногам: Летит — и пыль от ног не ухватить ветрам. Его стремительность не уловить рассудком. Он в волны бросится, подобно диким уткам. Он к солнцу вскинется, — так что ему до стен! Он перепрыгнет вмиг небесных семь арен. [141] В горах взрыхлят скалу железные копыта, А в море пена волн с хвостом волнистым слита. Как мысли бег его, движенья — бег времен. Как ночь — всезнающий, как утро — бодрый он. Зовут его Шебдиз, им целый мир гордится, О нем грустят, как в ночь грустит ночная птица [142] ». Умолк Шапур, чья речь свершила все сполна: Покой свалился с ног, а страсть — пробуждена. «Ширин, — сказали все, — должны почесть мы дивом», Охотно вторят все устам сладкоречивым. «Все, что возносит он, — возвышенным считай: Ведь живописью он прельстил бы и Китай [143] ». В мечтах за повестью Хосров несется следом. Стал сон ему не в сон, а отдых стал неведом. Слов о Ширин он ждет, и в них — она одна,— Уму давали плод лишь эти семена. Дней несколько о ней он был охвачен думой, Речами ублажен. Но час настал. Угрюмый, Он руки заломил. Весь мир пред ним померк. В тоске он под ноги терпение поверг. Шапура он зовет, ему внимает снова, Но после сам к нему он обращает слово: «Все дело, о Шапур, кипучих полный сил, Ты прибери к рукам, я — руки опустил. Ты зданье заложил искусно и красиво. Все заверши. Всегда твои созданья — диво. Молчи о сахаре. Твой сказ не зря возник. Будь там, где насажден сей сахарный тростник. Иди паломником туда, где этот идол. Хочу, чтоб хитростью ты идола мне выдал. Узнай, добра ль, узнай, — мне сердца не томи,— Общаться может ли со смертными людьми. И коль она, как воск, приемлет отпечаток,— Оттисни образ мой. Внимай! Наказ мой краток: «Коль сердце жестко в ней, — лети назад, как шквал, Чтоб я холодное железо не ковал».

130

По шестисводному шатру… — то есть по земному миру, имеющему шесть направлений (см. выше).

131

«Шемора» — так звучит у них «Михин-Бану». — Шемора, Шамира— древняя царица Семирамида, с именем которой связано много легенд. Михин-Бану— буквально: «Великая госпожа».

132

В дни розы Госпожа отправится в Мугань… —то есть весной она едет в Муганскую степь — низменность к югу от нижнего течения Арак-са, покрытую в это время цветами.

133

Улыбка уст ее всечасно солона. — «Соленый» в поэзии на фарси — и «привлекательный» и «остроумный».

134

То мил ему бобер, то горностай милей. — Бобер— черные волосы, горностай— белое, прекрасное лицо.

135

…Очей газельих вид// Тем, кто сильнее льва, сном заячьим грозит. — Заячий сон— здесь: потеря сознания. То есть даже те, кто сильнее льва, при виде ее прекрасных глаз бывают очарованы до потери сознания.

136

Меджнун и Лейли —герои арабского предания, послужившего основой третьей поэмы Низами.

137

Пятью каламами рука ее владеет… — Низами сравнивает здесь красивые пальцы с каламами — тростниковыми перьями.

138

По родинкам ее предскажешь путь ночей. —В оригинале: «Ночи учатся черноте у ее родинок».

139

И лал и жемчуг тот, смеясь, она взяла, // от различных бед лекарство создала. — В состав лекарства от меланхолии во времена Низами входили растертые рубины (гранаты) и жемчуга.

140

Ее назвали Сладкой… — Ширин — значит «Сладкая», «Сладостная».

141

…небесных семь арен. —Семь небес семи планет, по астрономии времен Низами.

142

…грустит Ночная птица. — Ночная птица— шебавиз (см. словарь).

143

Ведь живописью он прельстил бы и Китай. —Во времена Низами с Китаем связывали имя Мани (см. словарь — Китай, Мани), несравненного живописца. Под прекрасной «китайской живописью» подразумевалась, очевидно, роспись буддийских храмов на крайнем востоке мусульманского мира.

Поездка Шапура в Армению за Ширин

И мастер слов, Шапур, поклон земной отвесил: «Да будет наш Хосров и радостен и весел! Чтоб добрый глаз всегда был на его пути, Чтоб глаз дурной к нему не мог бы подойти!» Воздал хвалу Шапур — отборных слов хранитель, И вот дает ответ: «О мира повелитель! Когда любой узор мой делает калам, То славою с Мани делюсь я пополам. Я напишу людей, — они задышат. Птица, Написанная мной, в небесный свод помчится. Мне с сердца твоего пылинки сдуть позволь, Когда на сердце — пыль, в глубинах сердца — боль. Все, что задумал я, всегда я завершаю, Я все несчастия от власти отрешаю. Утихни, веселись, не думай ни о чем, За дело я взялся — забьет оно ключом. Нет, не замедлят путь ни усталь мне, ни хворость. У птиц — полет возьму, а у онагров — скорость, Я не усну, пока твой жар не усыплю, Приду, когда Ширин прийти я умолю. Пусть, как огонь, она скует чертог железный, Иль будет, как алмаз, скалистой скрыта бездной. Я силою ее иль хитростью возьму, Схвачу алмаз, смету железную тюрьму. Я стану действовать то розами, то терном, Все огляжу и все свершу ударом верным. Коль счастье в Сладостной, — найду добычу я. Тебе должна служить удачливость моя. А коль увижу я, что не свершу я дела,— Вернусь к царю царей и в том признаюсь смело». Едва сказав сие, сказавший быстро встал, И нужное в пути поспешно он собрал. Пустыню пересек, скакал в другой пустыне, Спешил к Армении, к возвышенной долине. Ведь там красавицы, бродившие толпой, В нагорьях дни вели, покинув тяжкий зной. Поднялся ввысь Шапур, там были в травах склоны, Там базиликам путь открыли анемоны. Там каждый склон горы цветов окраску взял И в складках красных был иль желтых покрывал. К вершинам этих гор, подъем свершая трудный, Луга приподняли ковер свой изумрудный. До пажитей Бугра с большой горы Джирам Цветы сплетали вязь, подобясь письменам. В михрабе каменном, — а он — устой Ирака, И мощный пояс он вершины Анхарака [144] ,— Вздымался монастырь, он был — один гранит. Монахи мудрые устроили в нем скит. И спешился Шапур у каменного входа: Знавал обычаи он каждого народа.

144

…вершины Анхарака. — Анхарак— название горы, находящейся неподалеку от Гянджи. В 1139 году вершина этой горы во время сильного землетрясения рухнула и загородила ущелье, в результате чего образовалось славящееся и сейчас красотами горное озеро Гёк-Гёль.

О происхождении Шебдиза

Монах рассказывает Шапуру о том, что Шебдиз был чудесным образом зачат кобылой от черной скалы, имевшей очертания коня. Ныне, говорит Низами, эта скала и стоявший неподалеку монастырь погибли, погребенные обрушившейся вершиной горы Анхарак.

Шапур в первый раз показывает Ширин изображение Хосрова

Когда ночных кудрей раскинулся поток, А жаркий светоч дня сгорел, как мотылек, И черною доской, промолвив: «Нарды бросьте», Закрыли желтые, сверкающие кости, [145] Всплыл яркий Муштари, держа в руках указ: «Шах выбрался из пут, Шапуру — добрый час». [146] И вот в монастыре передохнул немного Шапур прославленный: трудна была дорога. И старцам, знающим небес круговорот, Шапур почтительный вопросы задает. Не скажут ли они, куда пойдет походом С зарей красавиц рой, к каким лугам и водам? Велеречивые сказали старики: «Для неги дивных жен — места недалеки. Под грузною горой, там, на дремучих скатах, Есть луг, укрывшийся меж зарослей богатых. И кипарисов рой [147] сберется на лужок, Лишь их проснувшийся овеет ветерок». Шапур, опередить стремясь кумиры эти, Свой пояс затянул, проснувшись на рассвете. И ринулся он в лес, что вкруг лужайки рос, Чтоб с россыпью сойтись багряных этих роз. Взяв листик худжесте [148] , руки движеньем самым Скупым, Хосровов лик набросил он каламом. Рисунок довершил и в сладостную тень Его он поместил, вложив в щербатый пень. И, будто бы пери, унесся он отсюда. И вот пери сошлись: они чудесней чуда. На луг уселись в круг, смеяся и шутя, Перевивая букс иль вязь из роз плетя, То выжимая сок из розы ручкой гибкой, Сияя сахарной и розовой улыбкой. И нежит их сердца сок виноградных лоз, И розы клонятся к охапкам нежных роз. И, зная, что лужок чужим запретен взорам, В хмельной пустились пляс, живым сплетясь узором. Меж сладкоустых лиц Ширин прельщала взгляд, Сияя, как луна меж блещущих плеяд. Подруг любимых чтя, Ширин запировала, Сама пила вино и милым пить давала. Прекрасная, гордясь, что лик ее — луна, Глядит — и худжесте увидела она. Промолвила Ширин: «Рисунок мне подайте. Кто начертал его? Скажите, не скрывайте». Рисунок подали. Красавица над ним Склонилась; время шло… весь мир ей стал незрим. Она от милых черт отвлечь свой взгляд не в силах, Но и не должно ей тех черт касаться милых. И каждый взгляд пьянит, он — что глоток вина. За чашей чашу пьет в беспамятстве она. Рисунок видела — и сердце в ней слабело, А прятали его — искала оробело. И девы поняли, признав свою вину: Ширин прекрасная окажется в плену. И в клочья рвут они утонченный рисунок: Бледнит китайский он законченный рисунок. И говорят они, поспешно клочья скрыв: «Поверь, его унес какой-то здешний див. Тут властвует пери! С лужайки — быстрым бегом! Вставайте! Новый луг отыщем нашим негам». Сия курильница в них бросила огонь, И окурились все, как бы от злых погонь, И, руты пламенем затмив звезду несчастий, Коней погнали в степь, спасаясь от напастий.

145

…черною доской… Закрыли желтые, сверкающие кости… — День здесь сравнен с игрой в нарды; день погас — игра окончена, желтые кости — солнце убрали в ларец черного дерева — ночь.

146

Всплыл яркий Муштари, держа в руках указ: // «Шах выбрался из пут, Шапуру — добрый час». — Муштари— Юпитер, планета, покровитель писцов, поэтому она несет написанное веление звезд — гороскоп, сулящий затее Хосрова и Шапура удачу.

147

…кипарисов рой… —то есть красавиц, стройных, как кипарисы.

148

…листик худжесте… — Худжесте— буквально: «благодатная» — название сорта и формата бумаги.

Шапур второй раз показывает Ширин изображение Хосрова

Глава почти повторяет предыдущую. Ширин резвится с подругами на новом месте, снова находит изображение Хосрова, рисунок у нее отнимают и уничтожают.

Шапур в третий раз показывает Ширин изображение Хосрова

Как души мудрецов — зеленые ковры, А воздух — ласковость младенческой поры. Прохладный ветерок приятней ветров рая, Лужайка в лютиках от края и до края. Каменья словно храм; обвили их вьюнки, Причесывая луг, струятся ветерки. И говор горлинок, и рокот соловьиный Меж пламенных цветов сплелись в напев единый. Пернатых волен лёт, не страшно им людей, Порхают радостно меж трепетных ветвей. Две пташки здесь и там, прижавшись друг ко другу, Дают пример цветам, дают отраду лугу. На луг пришел Шапур, и для услады глаз Хосрова светлый лик он создал в третий раз. Узрев безбурный луг под куполом лазури, Здесь гурия вино решила пить меж гурий. И вновь увидели красавицы глаза То, чем смирилась бы души ее гроза. Она поражена подобной ворожбою, Уж дев играющих не видит пред собою. Сосредоточен взор, встает она, идет, Изображение в объятия берет. Ведь в нем отражено ее души мечтанье, И вот оно в руках! И счастье и страданье! Она в беспамятстве, она стоит едва, Шепча недолжные — забудем их! — слова. Да! Коль все меры взять и слить все меры эти, И дивов, как людей, в свои поймаем сети. Лишь те, чей лик из роз и что подобны дню, Столепестковую увидели родню, Как стало ясно им, что облик сей красивый — Не зло, что не грешны тут сумрачные дивы. В работу мастера вгляделись, — не скрывать Хотят ее теперь, а холить, восхвалять. Кричат красавицы: «Пусть все придет в движенье,— Клянемся разузнать, чье здесь изображенье!» Увидела Ширин, что их правдива речь И что хотят они печаль ее пресечь. «Ах, окажите мне, — она взывает, — помощь! Ведь от друзей друзьям всегда бывает помощь. Чтоб дело подогнать, порою нужен друг, Порою нужен он, чтоб дел сомкнулся круг. Лишь с другом не темна житейская дорога, Нет ни подобия, ни друга лишь у бога». Промолвила Ширин с великою тоской: «Навек утрачены терпенье и покой. Подруги! Этот лик мы от людей не скроем. Так выпьем за него! Веселие утроим». И снова на лугу — веселие одно. Пир начинается, вино принесено. И за газелями поются вновь газели, И голос кравчего приятней пьяных зелий. Напиток горький пьет сладчайшая Ширин. О, горечь сладкая! Властнее нету вин. И с каждой чашею в томлении великом, Ширин целует прах, склонясь пред милым ликом. Когда же страсть и хмель ей крепче сжали грудь, Терпенье тронулось нетерпеливо в путь. Ширин, одну луну поставив при дороге,— «Кто ни прошел бы здесь, — приказ дает ей строгий,— Узнай, что делает он в этой стороне, Об этом облике что может молвить мне». Одних спросили вслух, других спросили тайно. Что ж? Все таинственно и все необычайно! И тело Сладостной ослабло в злой тоске, И все от истины блуждали вдалеке. И, как змея, Ширин в тоске сгибалась грозной, Из раковины глаз теряя жемчуг слезный.

Появление Шапура в одежде мага-жреца

Переодетый Шапур приходит к Ширин. Она спрашивает его, кто изображен на портрете. Шапур говорит ей, что это Хосров, и тогда Ширин раскрывает ему свою тайну — она полюбила Хосрова. Шапур признается ей, что портрет рисовал он сам, и советует Ширин отпроситься на охоту, ускакать от сопровождающих и, если она не встретит Хосрова, ехать в Медаин, где у Хосрова есть прекрасный замок. Он вручает ей перстень с именем Хосрова, который она должна предъявить привратнику.

Бегство Ширин от Михин-Бану в Медаин

Ширин просит Михин-Бану отпустить ее охотиться на быстроногом Шебдизе. Во время охоты она опережает своих спутниц и скрывается от них. Михин-Бану горюет, но она уверена, что Ширин вернется. А Ширин тем временем скачет в Медаин.

Купание Ширин в источнике

Рассвет; уже вдали мерцает бледный свет, А изнуренной мгле уже надежды нет. Нарциссов тысячи с крутящихся просторов Скатились. Всплыл рубин меж облачных уборов. [149] Полна и горечи, и страстного огня, Ширин торопит бег прекрасного коня. И распростерся луг, мерцающий росою, И чистый ключ сверкнул эдемскою красою. Стыдясь блестящих вод источника, поник, Померк живой воды прославленный родник. Скиталица Ширин! Ее разбито тело. Пыль с головы до ног прекрасную одела. Вокруг источника — услады этих мест — Все кружится она; безлюдие окрест. И спешилась Ширин, и скакуна — на привязь, И взор ее блеснул, безлюдьем осчастливясь. Источник радости к источнику идет, Блестя, он взор небес своим блистаньем жжет. Вот сахарный Сухейль [150] освобожден от шерсти, И вскрикнул Тиштрия [151] , увидев прелесть персти. Лазурная вилась вкруг чресел ткань. Кумир Вошел в ручей, и вот — огнем охвачен мир. Лазурью скрытые, чуть виделись плеяды. Шиповник с лотосом сплетаться были рады. Вот всю ее стеной обводит синева, Луны над синевой сияет голова. Сеть, свитую из кос, влачит она в затоне, Не рыба, а луна попалась ей в ладони. [152] О, мускус черных кос над бледной камфорой! Мир гаснул пред ее победной камфорой. Иль час грядущего ее душе был ведом? Иль знала, кто за ней сюда прибудет следом? Из вод ключа Ширин, что сладостней всего, Готовила джуляб для гостя своего.

149

Нарциссов тысячи с крутящихся просторов// Скатились. Всплыл рубин меж облачных уборов. — Описание рассвета. Нарциссы,с которыми обычно сравнивают глаза, здесь обозначают звезды, рубин —солнце.

150

…сахарный Сухейль… — нежное, как сафьян, и сладостное тело Ширин (см. словарь — Сухейль).

151

Тиштрия— древнее название Сириуса.

152

Не рыба, а луна попалась ей в ладони. — То есть в сеть ее кос попалась не рыба, а подобное по красоте луне отражение ее лица.

Хосров бежит от гнева Ормуза в Армению, по дороге он видит Ширин в источнике и не узнает ее

Рассказчик, на фарси о канувшем читавший, Рассказывал; узнал рассказчику внимавший: Когда Хосров послал Шапура в дальний край, Сказав: «Ты о мечтах Прекрасной разузнай», И день и ночь он был в покорном ожиданье, Что будет сладкое назначено свиданье. С зарей и в сумерках — как солнце и луна — Он службу нес отцу; душа была ясна. И юный был Хосров, согласно древним сказам, Отцовского венца излюбленным алмазом. И хоть сиял отцу сей сладостный алмаз, Вмиг изменилось все: дурной вмешался глаз. Тот враг, что кознями весь край бы заарканил, Дирхемы с именем Парвиза отчеканил. [153] Он их пустил гулять во многих областях; Тревогой был объят персидский старый шах. Он мыслит: сын игру затеял не без толка. Захватит юный лев престол седого волка. И царь задумался: какой же сделать ход? Вот первый: юношу в ловушку он запрет. О мерах думал он, но думал не глубоко: Не ведал он игры играющего рока. Не ведал, что всегда Хосров отыщет путь, Что месяц молодой в оковы не замкнуть, Что каждый, истину избрав своим кумиром, Мир победит, ни в чем не побежденный миром. О шахских замыслах узнал Бузург-Умид. Он юношу сыскал, спасая от обид. «Взгляни, твоя звезда плывет по небу книзу, Царь в гневе на тебя, — промолвил он Парвизу,— Пока не схвачен ты, покинь родимый край, От кары удались и голову спасай. Быть может, пламень сей останется без дыма, Взойдет твоя звезда, вернешься в край родимый». Хосров глядит: беда, плетя за нитью нить, Ему готовит сеть, желая полонить. К мускуснокудрым он, в спокойствии великом, Пошел. [154] И вымолвил Хосров месяцеликим: «Из замка скучного я на немного дней Уеду: пострелять мне хочется зверей. Желаю, чтобы дни вы весело встречали. Играйте. Никакой не ведайте печали. Когда ж прибудет та, чей дивен черный конь, Осанка — что павлин, улыбка — что огонь,— О луны! Вы ее приветствуйте, в оконце Взгляните-ка! Она светлей, чем это солнце. Ее примите вы и станьте с ней близки, Чтоб знала радости, не ведала б тоски. Когда ж взгрустнет она в Дворце моем Зеленом, Прельщенная иным: лугов зеленым лоном, Вы луг пленительный найдите и дворец Постройте на лугу владычице сердец». Уже душа ему пророчила о многом, И, говоря, Хосров был вдохновляем богом. Слова он вымолвил, как ветер, и — смотри! — Пошел, как Сулейман со свитою пери. [155] Он взвил коня, чтоб бил он менее дорогу. Он покорил себе к Армении дорогу. Чтоб только не узреть отеческих седин, Два перехода он, летя, сливал в один. Но обессилели его гулямов кони Там, где луна свой лик увидела в затоне. [156] Гулямам он сказал: «Тут сделаем привал, Чтоб каждый скакуну тут корма задавал». Хосров Парвиз один, без этой свиты верной, Направился к ручью; рысцой он ехал мерной, И луг он пересек, и вот его глаза Увидели: блестит затона бирюза. Орел на привязи, — и где восторгу мера? — Не дивный ли фазан у чистых вод Ковсера? [157] Конь тихо ел траву у золотых подков, И тихо, чуть дыша, в тиши сказал Хосров: «Когда б сей образ лун был мой, — о, что бы стало! Когда бы сей скакун был мой, — о, что бы стало!» Не знал он, что луну вот этот вороной Примчит к нему, что с ней он слит судьбой одной. Влюбленных множество приходит к нашей двери, Но словно слепы мы: глядим, любви не веря. И счастье хочет к нам в ворота завернуть, Но не покличь его — оно забудет путь. Провел царевич взор небрежно по просторам, И вот луна в ручье его предстала взорам. И он увидел сеть, [158] что рок ему постлал: Чем дольше он взирал, тем больше он пылал. Луну прекрасную его узрели взгляды. И место ей не здесь, а в небе, где плеяды! Нет, не луна она, а зеркало и ртуть. Луны Нехшебской — стан. [159] Взглянуть! Еще взглянуть! Не роза ль из воды возникла, полукроясь, Лазурной пеленой окутана по пояс. И миндаля цветком, отрадное суля, Была вода. Ширин — орешком миндаля. В воде сверкающей и роза станет краше. Еще нежней Ширин — в прозрачной водной чаше. На розу — на себя — она фиалки кос, Их расплетая мглу, бросала в брызгах рос. Но кудри вихрились: «Ты тронуть нас посмей-ка! Ведь в каждом волоске есть мускусная змейка!» Как будто их слова над ухом слышал шах: «Ты — раб, мы — господа, пред нами чувствуй страх». Она была что клад, а змеи, тайны клада Храня, [160] шептали всем: «Касаться их не надо». Нет, в руки их не брал, колдуя, чародей, Сражали колдунов клубки опасных змей. Наверно, выпал ключ из пальцев садовода,— Гранаты двух грудей открыли дверцы входа. [161] То сердце, что узрит их даже вдалеке, Растрескается все — как бы гранат — в тоске, И Солнце в этот день с дороги повернуло [162] Затем, что на Луну и на воду взглянуло. Парвиз, улицезрев сей блещущий хрусталь, Стал солнцем, стал огнем, пылая несся вдаль. Из глаз его — из туч — шел дождь. Он плакал, млея! Ведь поднялась луна из знака Водолея. Жасминогрудая не видела его Из змеекудрого покрова своего. Когда ж прошла луна сквозь мускусные тучи, Глядит Ширин — пред ней сам царь царей могучий. Глядит: пред ней Хумой оседланный фазан, [163] И кипарис вознес над тополем свой стан. Она, стыдясь его, — уж тут ли до отваги! — Дрожит, как лунный луч дрожит в струистой влаге. Не знала Сладкая, как стыд свой превозмочь, И кудри на луну набросила, как ночь, Скрыв амброю луну — светило синей ночи, Мглой солнце спрятала, дня затемнила очи. Свой обнаженный стан покрыла черным вмиг, Рисунок чернью вмиг на серебре возник. И сердце юноши, кипением объято, Бурлило; так бурлит расплавленное злато. Но, видя, что от льва взалкавшего олень Пришел в смятение, глазами ищет сень,— Не пожелал Хосров приманчивой добычи: Не поражает лев уже сраженной дичи. В пристойности своей найдя источник сил, Он пламень пламенных желаний погасил, Скрыть терпеливо страсть ему хватает мочи, И от стыдливой честь его отводит очи. Но бросил сердце он у берега ручья. Чья ж новая краса взор утолит? Ничья. Взгляни: две розы тут у двух истоков страсти. Здесь двое жаждущих у двух глубин во власти. Хосрову в первый день путь преградил поток, Луну во глубь любви ручей любви повлек. Скитальцы у ручьев свои снимают клади, Размочат жесткий хлеб и нежатся в прохладе.; Они же у ключей большую взяли кладь, И ключ все мягкое стал в жесткость обращать. Но есть ли ключ, скажи, где путник хоть однажды Не увязал в песке, горя от страстной жажды? О солнце бытия! Ключ животворных вод! И ты, рождая страсть, обходишь небосвод. Когда он от пери отвел глаза, взирая, Где паланкин для той, что прибыла из рая,— Пери, схвативши плащ, из синих водных риз Вспорхнув, бежит к коню, — и мчит ее Шебдиз. Себе твердит она: «Коль юноша, который Кружился вкруг меня, в меня вперяя взоры, Не должен вовсе стать возлюбленным моим,— Как сердце взять он мог, как завладел он им? Сказали мне: «Хосров весь облечен в рубины»,— На всаднике ж рубин не виден ни единый». Не знала, что порой одет не пышно шах — Ему грабители в пути внушают страх. Но сердце молвило, путь преградив с угрозой: «Стой! Этот сахар ты смешай с душистой розой. Рисунок зрела ты, а здесь — его душа. Здесь — явь, там — весть была. Вернись к нему спеша». Вновь шепчет ум: «Бежать! Moй дух не будет слабым. Не должно смертному молиться двум михрабам. Вино в единый круг нельзя нам дважды пить. [164] Служа двум господам, нельзя достойным быть. А если самого я встретила Хосрова,— Здесь быть мне с ним нельзя. С ним встретимся мы снова. Пусть под покровами меня увидит шах: Кто тканью не покрыт, того покроет прах. Ведь все еще пока укрыто за завесой, И мне одна пока защита — за завесой», И взвихрила орла, и вот уж — далека. И гром копыт смутил и Рыбу и Быка [165] , И ветр, гонясь за ней, узнал бы пораженье. Она была быстрей, чем времени движенье. Победа в быстроте. Прекрасная пери От дива унеслась. Смотри! Скорей смотри! Мгновенье — и Хосров взглянул назад, — и что же! Не встретил никого. Нет, мой рассказ неложен! И начал он, дивясь, коня гонять окрест, Но сердце взявшая ушла из этих мест. Вот у источника он спешился; пытливый, Склонясь, искал следов жемчужины красивой. Дивился дух его: как быстрая стрела, Куда направиться красавица могла? То зорко он взирал на древние деревья… Хосров! Иль птицами взята она в кочевья? То очи омывал он водами ручья,— В ручье ль его луна? О, где она, о, чья? Он пальцев мостики облил своей слезою, Он мост двух рук своих ломал над головою. Поток прелестного! Ширин! Ее одну Он видел. Он упал, как рыба в глубину. Он горестно стенал. Поняв его стенанье, Заплакал небосвод, пославший испытанье. Шебдиза он искал и светлую Луну. «Где ворон с соколом?» — будил он тишину. Носился он кругом, как на охоте сокол. Где ворон? Вместе с ним ушел в полете сокол. Злой ворон быстротой какое создал зло! Весь мир так черен стал, как ворона крыло. День — ворон сумрачный, не сокол он красивый. Он что колючий лес — не мускусные ивы. Царевич ивой стал. [166] Душа его мрачна. И слезы падают, как ивы семена. Где солнце? Скорбен вид согнувшегося стана. Стан — ива. Вот и стал он клюшкой для човгана. [167] Из сердца пылкого пошел палящий стон: «Да буду, как щепа, я пламенем спален! Лишь миг я зрел весну! Горька моя утрата! Не освежил я уст прохладою Евфрата! Жемчужину найдя, не смог ее схватить! Что ж! Камень я схвачу, чтоб камнем сердце бить! Я розу повстречал, да не сорвал с зарею,— И ветер взял ее, и мгла сказала: «Скрою». Я снежный зрел нарцисс над гладью синих вод,— И воды замерли и стали словно лед. Бывает золото в воде под льдистой мутью. Что ж сделалась она вмиг ускользнувшей ртутью! Хума счастливую мне даровала тень, И трон мой вознесла в заоблачную сень. Но, как луна, я тень покрыл своей полою, И света я лишен, и стал я только мглою. Мой нат уже в крови. Уж близок я к беде! Меч палача, он где еще свирепей? Где? Возникла из ключа сверкающая роза. Все видел я во сне. Мне этот сон угроза: Теперь, когда в ключе уж этой розы нет, Не броситься ль в огонь? К чему мне божий свет! Кто мне велел: «Красу и взором ты не трогай. Блаженство повстречав, ступай другой дорогой»? Какой злокозненный меня попутал див? Я сам покинул рай, разлуку породив. Терпеньем обладать — полезен сей обычай. Лишь мне он вреден стал: расстался я с добычей. Я молнией души зажечь костер смогу. На нем напрасное терпенье я сожгу. Когда б вкусил я вод источника, такое Из сердца своего не делал бы жаркое. Из моря скорбных глаз я слезный жемчуг лью. Готов наполнить им я всю полу свою. Излечится ли тот, кто болен злым недугом, Пока не пустит кровь? О рок, ты стань мне другом!» Рыдал он у ручья меж зарослями роз, Ладонями со щек стирая капли слез. И падал наземь он, рассудку не внимая, Как розы цепкие, источник обнимая. Где стройный кипарис? Исчез! Его уж нет! Стан юноши поник, и роз не розов цвет [168] . О стройный кипарис! Вот он лежит во прахе, Трепещет, как от бурь трава трепещет в страхе. Он шепчет: «Коль она — лишь смертный человек, То бродит по земле, меж пажитей и рек. Когда ж она — пери, то к ней трудна дорога, Ведь у ключей лесных видений бродит много. Остерегись, Хосров, уста свои запри. Не разглашай, что ты влюбляешься в пери. Что обрету я здесь? Мечтать ли мне о чуде? Пери бегут людей, всегда им чужды люди. Ведь сокол с уткою — не пара, и вовек С пери свою судьбу не свяжет человек. Да! Сделаться сперва я должен Сулейманом, Потом смирять пери, за их гоняться станом!» Он горестно роптал: «Забудь ее, забудь!» Он жалобы вздымал, терзающие грудь. Он сердце бедное от девы светлолицей Отвел. К армянской он отправился столице.

153

Дирхемы с именем Парвиза отчеканил. — Дирхем— название монеты (см. словарь). Чеканить монету со своим именем — прерогатива независимого властителя, поэтому Ормуз появление дирхемов с именем Хосрова должен был рассматривать как открытое выступление сына против него. На это и рассчитывали враги Хосрова.

154

К мускуснокудрым он… пошел… —то есть пошел в гарем к наложницам.

155

Пошел, как Сулейман со свитою пери. — См. словарь — Сулейман.

156

Там, где Луна свой лик увидела в затоне— то есть там, где купалась Ширин. Предыдущая глава кончается описанием того, как Ширин увидела в воде свое отражение.

157

Орел на привязи — и где восторгу мера?— // Не дивный ли фазан, у чистых вод Ковсера? —С орлом Низами сравнивает здесь быстроногого коня Ширин Шебдиза, сала Ширин сравнена по красоте с фазаном, источник же, в котором она купается, — с райским Ковссром (см. словарь).

158

…увидел сеть… —косы Ширин.

159

Нет, не луна она, а зеркало и ртуть. // Луны Нехшебской — стан… —то есть красота Ширин отражала божественную красоту горнего мира, как луна отражает свег солнца или как отражает его железное зеркало, натертое ртутью. Луны Нехшебской стан. —буквально: «стан, рожденный из ртути, как Нехшебская луна» — то есть белое и сверкающее, как ртуть, тело Ширин. Нехшебская луна. —См. словарь — Муканна.

160

…змеи, тайны клада храня… —По восточному поверью, клады охраняют обычно змеи, не дающие к ним приблизиться. Змеи —косы Ширин, ее лицо — клад.

161

Наверно, выпал ключ из пальцев садовода,// Гранаты двух грудей открыли дверцы входа. —То есть груди Ширин обладали неземной, райской красотой. Сад— это рай; хранитель райских врат потерял ключ, и два граната исчезли из рая, став грудями Ширин.

162

И солнце… с дороги повернуло… —Солнце — Хосров, свернувший с пути к источнику.

163

…пред ней Хумой оседланный фазан… —Здесь Хосров метонимически отождесгвлен с Хумой (см. словарь), а его прекрасный конь сравнен с фазаном. То есть перед Ширин предстал Хосров на коне.

164

Вино в единый круг нельзя нам дважды пить… —На пирах времен Низами вино пили только тогда, когда глава пира пускал по кругу чашу.

165

…смутил и Рыбу и Быка… —то есть и землю, и все подземное царство. По древней космологии, мир покоится на рогах огромного быка, стоящею на громадной рыбе. Рыба —сфера земли.

166

Царевич ивой стал— то есть согнулся от горя, как плакучая ива.

167

…стал он клюшкой для човгана… —Клюшки для игры в човган делались из ивы. Они были изогнутыми.

168

…роз не розов цвет— то есть щеки ого побледнели.

  • Читать дальше
  • 1
  • ...
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • ...

Ебукер (ebooker) – онлайн-библиотека на русском языке. Книги доступны онлайн, без утомительной регистрации. Огромный выбор и удобный дизайн, позволяющий читать без проблем. Добавляйте сайт в закладки! Все произведения загружаются пользователями: если считаете, что ваши авторские права нарушены – используйте форму обратной связи.

Полезные ссылки

  • Моя полка

Контакты

  • chitat.ebooker@gmail.com

Подпишитесь на рассылку: